Я напрягла слух, решив, что, наверное, перепутала голос с завываниями ветра, гулявшего среди ветхих зубцов сторожевой башни. Но нет, все-таки кто-то говорил – и этим кем-то был не Вонвальт.
Я слезла с лошади и медленно приблизилась ко входу в башню. Свежевыпавший снег поскрипывал под моими ногами. То страшное предчувствие, которое я испытала, когда мы только подъехали сюда, вернулось. Мои ноги налились свинцом. Когда ветер снова стих, я отчетливо услышала голос Вонвальта, но не разобрала, что именно он говорит.
Второй голос принадлежал сэру Отмару Фросту.
Меня охватила столь сильная дрожь, что на миг помутнело в глазах. Глубочайший ужас обуял меня. Я пошатнулась на месте, не в силах сделать еще один шаг. Мои ноги будто вросли в землю.
Вонвальт нечасто прибегал к некромантии. Как я уже говорила, за нее приходилось платить большую цену, и после сеансов Вонвальт оставался совершенно без сил. Кроме того, они выводили его из душевного равновесия. Но то, что Вонвальт пользовался некромантией нечасто, не означало, что он не пользовался ею вовсе. Некромантия была мощным инструментом, помогавшим в расследованиях, а нужные слова или имена, полученные из уст жертвы, могли мгновенно раскрыть дело. Но до тех пор я еще ни разу не видела, как проходит сеанс, и это лишь подпитывало ужасы, рождавшиеся в моем воображении.
Теперь я ясно слышала голос сэра Отмара. Казалось, барон не в себе, но говорил он отчетливо и много. Порой из него вырывался поток бессмыслицы, словно в его голове всплывали старые воспоминания или же его поврежденный разум восставал против того, что с ним происходило. Но большую часть разговора он вел вполне осознанно.
И это было совершенно невыносимо. Ситуация казалась мне столь темной и неестественной, что я не могла слушать дальше. Вместо этого я закрыла уши руками и закричала.
* * *
Что происходило дальше, я осознавала смутно; помню лишь, как пришла в себя уже в башне, лежа рядом с потрескивающим костром. Сэра Отмара нигде не было. Вонвальт сидел рядом и курил трубку.
– Простите, – сказала я, выведя его из оцепенения. Он посмотрел на меня, но, судя по печальному выражению лица, его мысли были где-то далеко. Мне это не понравилось. Было ужасно видеть его таким… затравленным. Таким несовершенным. Я никогда не забуду, как он выглядел в тот миг. Сэр Конрад? – позвала я. Его вид начинал пугать меня.
– Да, – сказал он и тряхнул головой, словно отгоняя воспоминания. – Да. Прости. Это я должен извиниться. Мне стоило предупредить тебя о том, что я намереваюсь сделать. Я думал, что ты будешь собирать хворост дольше. Я не хотел… напугать тебя. Но тело замерзло и сохранилось почти идеально – я не мог упустить столь отличную возможность.
Я ничего не сказала. Несмотря на тепло, исходившее от огня, и на то, что мы были укрыты от ветра, я никак не могла перестать слышать в своей голове голос сэра Отмара.
– Это сделал Клавер, как и было написано в письме, – негромко сказал Вонвальт. Я не ответила, и Вонвальт не отвел глаз от огня. – Их сожгли. Всех. Но не сразу.
– Боги, – прошептала я. Мне стало дурно.
Вонвальт сделал долгую затяжку из трубки.
– Попытайся поспать, Хелена, – сказал он. – Я послежу за костром.
Хотя той долгой холодной ночью я даже думать не могла о сне, в какой-то миг я все же провалилась в беспамятство. Проснувшись на следующее утро, я увидела, как Вонвальт поджаривает хлеб. Верный своему обещанию, он всю ночь не давал огню угаснуть, что объясняло, как я вообще смогла поспать. Во время наших путешествий я часто просыпалась прямо перед рассветом рядом с тлеющими остатками костра, безудержно дрожа от холода, пробиравшего меня до самых костей.
Вонвальт, судя по виду, за ночь не сомкнул глаз.
– Держи, – сказал он, протягивая мне поджаренный хлеб. – В сумке за тобой есть немного мяса.
Мы молча поели, затем собрали вещи. Вонвальт, выходя наружу, сказал мне подождать в башне – якобы чтобы он мог совершить утренний туалет, хотя на самом деле он собирался убрать тело сэра Отмара. Я догадывалась, что оно где-то неподалеку. Чуть позже Вонвальт вернулся и в своей деликатной манере велел мне тоже «воспользоваться удобствами» – та еще радость на столь зверском холоде. Затем, завершив все приготовления, мы направили наших лошадей в сторону Рилла.
Утром ненадолго появилось солнце, но вскоре оно скрылось за облаком, и через час мы уже ехали под низким серым потолком. Ужас прошлого вечера уже казался мне далеким воспоминанием; кроме того, кое-что хорошее из него все же вышло – мы не сильно удивились, увидев на месте Рилла обугленные балки и растрескавшиеся фундаменты.
Мы смотрели на то, что осталось от деревни, почти отрешенно. Учитывая, что ее сожгли пару недель назад, руины уже по большей части завалило снегом – как и останки несчастных драэдистов, живших здесь. Вонвальт провел час, бродя и вороша снег, пока не нашел место, где Клавер и его шайка возвели костры, на которых сожгли местных жителей. Он стал мрачно перебирать кости. Среди них я увидела грудную клетку, явно принадлежавшую маленькому ребенку, и тихо заплакала, сидя верхом на моей лошади.
– Их сожгли здесь, – уставшим голосом сказал Вонвальт, указывая себе под ноги. Рукой, облаченной в перчатку, он перевернул кости в куче. – Следы от клинков здесь тоже есть. Видишь зарубки?
Я кивнула, глядя туда, куда он указывал. Я все еще не спешилась. Моя лошадь мирно щипала траву в том месте, где Вонвальт откинул снег в сторону.
– Мечи носят с собой солдаты, – сказал Вонвальт, поднимаясь. Он посмотрел на северо-восток, щурясь так, словно пытался разглядеть вдалеке Моргард. – У крестьян не было шансов.
Вонвальт устало обошел руины. Поместье сэра Отмара, будучи чуть более крепким, чем остальные дома, сохранилось немного лучше, хотя крышу пламя пожрало полностью. Я видела, как Вонвальт вошел внутрь и через несколько минут вышел наружу. Он поднял на меня глаза.
– Не ходи туда, – сказал он.
В ответ я смогла лишь кивнуть.
Я давно не видела Вонвальта таким разгневанным. Рилльское пепелище представляло собой нечто большее, нежели просто жестокую и бессмысленную гибель мирной деревни. Оно означало начало упадка верховенства общего права. Когда-то даже такой фанатик, как Клавер, не мог и помыслить, чтобы пойти наперекор решению Правосудия. А теперь мы ходили среди обуглившихся свидетельств его неповиновения. Несмотря на все: на письмо Правосудия Августы, на покушение на жизнь Вонвальта, на письмо сэра Отмара – и даже на разговор с сэром Отмаром, – я все же думаю, что Вонвальт до конца не верил, что кто-то осмелится бросить столь вопиющий вызов власти Ордена магистратов. Его разум не мог этого принять. Для него верховенство закона было нерушимым фактом.
В конце концов он вернулся к своей лошади. Полдень уже прошел, и, учитывая это, я предполагала, что мы снова разобьем лагерь в сторожевой башне. Я сильно удивилась, когда час спустя мы, не останавливаясь, проехали мимо старого укрепления и выехали на заснеженные просторы за ним.
