Наша встреча завершилась горьким разочарованием, причем по моей вине. Я вела себя чопорно и невыносимо.
– О том, какая ты со мной. Тебе будто больше неприятна моя компания. С тех пор как мы провели ночь вместе, ты словно стала другим человеком.
Я отмахнулась.
– Это совпадение. На меня очень многое навалилось. Служба занимает все мое время.
– Ты говорила, что уйдешь от Правосудия.
– Я помню, что говорила.
– Ты все еще собираешься уйти?
– Матас! – раздраженно сказала я. – Я же сказала тебе, что сегодня днем я собираюсь проникнуть в монастырь в качестве шпионки. Зачем ты сейчас обременяешь меня этими вопросами?
Он притих, уязвленный. Затем наконец сказал:
– Так чего же ты хочешь от меня? Из-за тебя я чувствую себя девицей, которой воспользовались.
– Я хочу, чтобы ты понял: у меня есть обязанности. Пока что. Я должна кое-что сделать…
– Но ты не должна!
– Хорошо! Я хочу кое-что сделать. Потому что считаю, что должна.
– Пламя Савара, Хелена, тебя чуть не убили! – заорал Матас, вскинув руку и указав на мой обритый висок и рану.
– Такова природа моей работы, – сказала я, хотя прозвучало это глупо.
– Я знаю стражников втрое старше тебя, и они за всю жизнь не оказывались столь близки к гибели, как ты!
Я гневно вздохнула.
– Матас! Ты просишь меня от многого отказаться. Мне нужно время подумать.
– Я ни о чем тебя не прошу! – закричал Матас. – Я бы не дал тебе провести со мной ни единой лишней минуты, если бы знал, что этим только заслужу твою неприязнь!
На этот раз притихла я. Я понимала, что он, конечно же, прав, но я была упряма, возмущена и не желала уступать. Как же глупо я себя вела, как была неласкова с ним, и как я потом ненавидела себя за это.
Нам было больше нечего сказать друг другу, и поэтому мы расстались, едва начало темнеть. Мы обнялись; я поцеловала его, но сделала это холодно. Я видела, что ранила его глубоко и, возможно, непоправимо.
Мне стоило ценить те мгновения, что мы были вместе. Мне стоило взять руки Матаса в свои, прижать его к себе покрепче. А еще мне стоило отказаться идти в монастырь и тогда же оставить и службу, и Вонвальта.
Но вместо этого я оставила Матаса, уязвленного и растерянного, и направилась обратно к резиденции лорда Саутера.
XVIII
Крепость мрака
«Нельзя следить за соблюдением закона, не следуя ему. Тот, кто вершит суд, должен делать это чистыми руками».
Из «Столпов сованского гражданского права» Катерхаузера
Я ушла, едва тьма окутала Долину. Мы с Вонвальтом решили, что наш обман сработает лучше, если я появлюсь у монастыря ночью, словно сбежала под ее покровом. Некоторые из своих вещей я взяла с собой, понимая, что мне придется расстаться с ними по прибытии, а остальные отдала Вонвальту, и он сложил их в повозку Герцога Брондского.
Чтобы добраться до монастыря, мне нужно было покинуть Долину Гейл через северные ворота. Они содержались в плохом состоянии и были совсем не похожи на те, что стерегли реку Гейл и Хаунерскую дорогу. Когда я уходила, никто ничего мне не сказал. Как и во многих других городах, уйти из Долины было проще, чем попасть внутрь. Дождь закончился, ночь была ясной и холодной. Звезды ярко горели над моей головой. Обладай я познаниями в астрономии, я бы смогла назвать некоторые из них, но так лишь одна крупная звезда привлекла мое внимание – яркая точка, отличавшаяся от других красноватым оттенком.
Дорога к монастырю была хорошо проторена толпами людей, ходивших от него к раскинувшемуся внизу городу. В Империи существовало множество различных религиозных орденов. У некоторых, вроде саварских храмовников, была лишь одна цель – с помощью военной силы завладеть святилищами и клочками земель, которые находились в сотнях миль отсюда и которые Аутун пожелал сделать священными. Предназначение других же было в том, чтобы их члены просто проживали свои жизни в молчаливых раздумьях, не покидая своих монастырей и не разговаривая даже друг с другом.
Монастырь над Долиной Гейл служил домом одному из орденов святого Джадранко. Джадранко был канонизированным апостолом Креуса, и во многих храмах прихожане предпочитали поклоняться ему, поскольку Джадранко требовал самых минимальных почестей. Он был ярым последователем Глупца – полубога и одного из множества детей Немы и Савара, – роль которого заключалась в том, чтобы прямодушно говорить со всеми, вне зависимости от их титулов и положения.
Джадранцы не были строгим орденом. Они позволяли устраивать смешанные монастыри, где жили одновременно и мужчины, и женщины, хотя от всех требовалось, чтобы они приняли обет безбрачия. Еще им довольно часто позволялось покидать монастырь, в основном для того, чтобы купить продовольствие, раздать милостыню и похозяйничать в городском храме. Тогда я не знала об их ордене ничего, кроме этих расплывчатых сведений, однако они помогли мне отчасти унять волнение, которое я испытывала, подходя к воротам – а это сооружение было куда более внушительным, чем то укрепление, что охраняло северную часть Долины Гейл.
– Кто идет? – крикнул в смотровую щель ночной сторож.
– Та, кто ищет убежища, – произнесла я старинное воззвание.
Я услышала, как привратник негромко выругался, словно он часто слышал эти слова. Впрочем, возможно, так и было: многие могли поддаться соблазну и попытать удачу, чтобы на целый месяц заполучить ночлег и питание. Молчаливые раздумья и божественная скука были невысокой ценой за это. Я подозревала, что монастырь боролся с подобными наглецами, делая их жизнь невыносимой в этот первый месяц.
– От чего ты ищешь защиты? – спросил он меня голосом ряженого актера, два десятка лет исполняющего одну и ту же ненавистную ему роль.
– От моего нанимателя, – слабым голосом сказала я. – От Правосудия.
Щелкнул засов, и ворота распахнулись.
– Ты же его секретарь, – сказал привратник. Он был морщинистым стариком, закутанным в несколько слоев верхней одежды. Где-то под ней скрывалась изношенная ряса. – Он приехал по Хаунерской дороге, верно?
– Да, – сказала я. Мне не пришло в голову спросить, откуда ему это известно. Вести о прибытии Правосудия разносились быстро.
Старик прищурился, глядя на меня своими слезящимися глазами.
– Ты ранена? – спросил он.
– Я была ранена, служа ему.
– Ты выглядишь напуганной, девочка. Он поднимал на тебя руку?
– Нет, я… Он заставил меня участвовать в своих колдовских обрядах. Мы разговаривали с мертвецами.
Старик наигранно ахнул. Он тут же повернулся боком и махнул мне, чтобы я переступила порог.
– Заходи, дитя, заходи. Магистраты – грешный орден. Они играют с силами, издревле принадлежавшими Церкви. У мирян нет права говорить с мертвыми. Идем, идем, я сейчас же отведу тебя к обенпатре.
