С тяжелым предчувствием мы облачились в наши официальные судейские мантии. Нам приготовили очередной сытный завтрак, но мы оба выпили лишь по легкому пиву. К городу приближалась армия Вестенхольца, и это бросало на нас свою тень: мы стали напряженными, раздражительными и все время отвлекались от поставленной задачи. Лорд Саутер, взволнованный и потный, ненадолго появился, пожелал нам удачи и поспешил в здание стражи, где сэр Радомир раздавал приказы своим немногочисленным подчиненным. Несомненно, мэр жалел, что мы вообще появились в его городе.
Мы направились к зданию суда. От рассвета прошел лишь час, но перед готическим строением уже толпились люди – и это несмотря на слухи о приближающемся войске. Казалось, что мы попали на площадь в ярмарочный день: люди всех слоев общества заполняли улицы и пытались заполучить место в публичной галерее. Августы нигде не было.
– А где Правосудие Августа? – спросила я таким невинным тоном, какой только смогла изобразить.
– Она на городской стене, следит за Восточной Маркой, – ответил Вонвальт.
– С помощью птиц?
– Наверное, – буркнул он, и на этом разговор завершился.
Мы пробрались через толпу и подошли к главному входу. За порогом было так тихо, будто мы очутились в совершенно ином городе. В здании прекратилась всякая работа, за исключением самой основной. Из-за этого сбоя в работе суда многие судьи сдвинули свои слушания на вечер или вовсе их отложили.
Наше дело должен был слушать судья Дитмар, и он занял для нас самый большой зал, находившийся в задней части здания. Зал представлял собой большое прямоугольное помещение с подиумом, на котором стояла деревянная скамья. Над ней висел искусно вырезанный и раскрашенный сованский герб – Аутун, стоящий на задних лапах. Увидев его, я сразу вспомнила о леди Фрост.
Рядом со скамьей судьи находилось сиденье для свидетеля, а перед ней стояли два стола, предназначавшиеся законным представителям – со стороны обвинения и со стороны защиты. Защитники пока не явились; они наверняка зашли в городскую тюрьму и получали от заключенных последние инструкции.
Единственной примечательной особенностью зала был ряд сидений, выделенных избранным заседателям, или присяжным, как их называли на современный сованский манер. Я не знала, сколькие вытянули жребий присутствовать на суде, но, учитывая тяжесть обвинений, их должно было собраться много – человек пятнадцать или двадцать. Для того чтобы признать обвиняемых виновными, требовалось простое большинство голосов.
– Хелена, – сказал Вонвальт. В своих парадных одеждах он выглядел властно. – Внимательно записывай все, что будет сказано. Возможно, мне очень скоро понадобятся эти записи.
– Конечно, – сказала я.
– Хорошо. Будь добра, сядь вон там, в конце, – сказал он, указывая на самое дальнее место на скамье обвинения. Я проследила за направлением его пальца. Казалось бы, я должна была прийти в восторг от того, что меня усадили туда. Скамья обвинения. Мне впервые была оказана подобная честь. В других обстоятельствах я бы, наверное, приняла подобное повышение с радостью или с притворным равнодушием задрала бы нос. Однако в тот раз я не испытала ничего, кроме страха.
По-видимому, выражение моего лица выдало меня, поскольку Вонвальт сказал:
– Хелена, не беспокойся о приближающемся войске, это не твоя забота. Пока что выкинь его из головы. Просто сосредоточься на том, чтобы все записать и дать показания. Поняла?
Я кивнула.
– Да, – сказала я, хотя его слова никак на меня не подействовали. Я не могла перестать думать о Вестенхольце и его солдатах.
Теперь мне оставалось лишь ждать. Чуть позже к нам присоединились сэр Радомир и Брессинджер. Пока они и Вонвальт негромко переговаривались между собой, здание суда распахнуло двери для публики, и внутрь хлынул поток людей, желавших занять лучшие места. Я старалась не оборачиваться и не смотреть, но все же слышала вокруг себя воодушевленные разговоры, ахи и перешептывания и замечала, как некоторые исподтишка или открыто кивают и тычут пальцами в сторону Вонвальта.
Через некоторое время вышел судья Дитмар. Он был худощавым, морщинистым и седовласым, с лицом, словно вылепленным из талого воска. Все встали, и разговоры заметно стихли с его появлением, но не прекратились полностью. Он жестом велел всем садиться, занял место на судейской скамье и начал перебирать какие-то бумаги. Мы же тем временем стали ждать, когда появятся обвиняемые.
Долго ждать не пришлось. Комендант несколько раз потребовал тишины, прежде чем смог добиться ее. Бауэр, Вогт и Фишер, облаченные в свои лучшие одежды, вошли в зал вслед за адвокатами защиты, Гарбом и Байерсом. Их сопровождал городской стражник. Гарб, тучный и краснолицый, был в небольших дорогих очках с полуободковой оправой, говоривших о том, насколько востребованными были его услуги среди торговцев и какой доход они приносили. Байерс тоже был полон, но не настолько – его скорее можно было назвать упитанным, нежели тучным. Еще он был лыс и заметно горбился, отчего становился похож на стервятника. Я подумала, что у него, наверное, больная спина.
Последними появились те, кого пригласили в присяжные. Они вошли без особого шума и заняли отведенные им места. Всего их было шестнадцать; это означало, что Вонвальту нужно было убедить девятерых из них – или восьмерых, но тогда решающий голос остался бы за судьей. Их лица уже давно стерлись из моей памяти, но они представляли собой самых обыкновенных людей хорошего достатка – тем, чей доход был ниже установленного, не позволялось заседать в присяжных.
Согласно сованским порядкам, обвинитель, будучи представителем Короны, обладал правом первенства и начинал заседание. Поэтому судья Дитмар первым делом обратился к Вонвальту.
– Сэр Конрад, – с заметным хаунерским акцентом сказал он. – Мы рады приветствовать вас на нашем заседании. Для Долины редкая честь, чтобы дело представлял Правосудие.
– Благодарю вас, судья. Я знаю, что Долина так же, как и я, жаждет свершения правосудия Императора, – сказал Вонвальт, напомнив всем о единственном человеке, имевшим над ним власть, – об Императоре Кжосиче IV.
Дитмар, терпеливо улыбнувшись, кивнул.
– Подсудимые сообщили мне, что желают опротестовать обвинение и заявляют о своей невиновности. Посему, согласно законам общего права, они должны предстать перед судом, состоящим из граждан Совы. Учитывая все сказанное, вы можете начинать свою вводную речь, Правосудие.
Затем судья произнес на высоком саксанском традиционную фразу, с которой начиналось каждое судебное заседание. Переводилась она так: «Будьте львами в зале суда и братьями вне него». Фраза призывала законных представителей вести себя профессионально и учтиво по отношению друг к другу.
Вонвальт нарочно выдержал паузу, а затем повернулся к присяжным. Я вообразила, будто слышу, как весь зал глубоко вдохнул и затаил дыхание.
– Леди и джентльмены, я – сэр Конрад Вонвальт, Правосудие Императора, член Ордена магистратов Империи. По велению Короны я наделен властью расследовать преступления, совершенные в пределах границ Империи, используя при этом любые средства, имеющиеся в моем распоряжении. – Он указал на скамью подсудимых. – Сегодня я стою перед вами по милости этих троих господ: лорда Леберехта Бауэра, обенпатре Ральфа Фишера и мистера Зорана Вогта. Эти трое, леди и джентльмены, совершили длинный перечень гнуснейших преступлений, за которые они заслуживают высочайшего наказания – смерти.
