— Он ещё не спит, ему обрабатывают и перевязывают раны в самой дальней палатке справа, — она указала дорогу. Я молча поднялась и уже направилась к своему любимому, как Рэн добавила: — Спокойной ночи, Кана!
— Спокойной ночи! — кивнула я ей в ответ.
Я немного потопталась у палатки, собираясь с мыслями, а затем тихонько вошла. Ламиат сидел с обнажённым торсом на кушетке, откинувшись на спинку, с вытянутой рукой. Его загораживала дама средних лет в длинном изумрудном балахоне. Она обрабатывала раны на теле, руках и лице Ламиата. На его грудной клетке и плечах располагались несколько глубоких ран, на лице и шее были красные ссадины, краешек губ набух из-за синяка. Он шипел от боли и сжимал руки в кулаки, когда женщина промокала раны какой-то едко пахнущей жидкостью. Он не сразу обратил внимание, что кто-то вошёл. Но вскоре Лам увидел, что у входа терпеливо стою я, не смея даже потревожить его. Растрёпанная, в рваной одежде, в ссадинах и синяках, я всё же стояла перед ним, слегка улыбаясь краешком рта.
— Кана… ― Ламиат слегка приподнялся с кушетки, боясь спугнуть меня. Я сделала уверенный шаг к нему, дав понять, что он может оставаться на своём месте.
— Вы можете идти, дальше я сама, — обратилась я к служительнице. Наши взгляды встретились, и стало понятно, что она узнала меня.
— Это ты… — она обомлела и чуть не выронила из рук склянку со спиртом, но Ламиат ловко подхватил её.
— Не беспокойтесь, я помню, как обрабатывать раны и делать перевязки, — женщина без лишних слов оставила аптечку на тумбе, легко развернулась и направилась к выходу.
— Канойя, ― уже у выхода обратилась она ко мне, — я очень горжусь вами. Я уверена, у вас всё получится, — с этими словами она откланялась, не дожидаясь моей реакции.
Я подсела на край кушетки к Ламиату, взяв в руки вату и спиртовую настойку, и продолжила обрабатывать раны своему любимому. Он перестал чувствовать боль и лишь только смотрел на меня, зачёсывая мои растрепавшиеся волосы за уши. Мы молчали, не смея прерывать эту благоговейную тишину, наполненную чуткостью и искренностью.
— Откуда эти раны? — начала я наш разговор.
— От стражи. Не беспокойся, я в полном порядке. А вот откуда у тебя синяки?
— Ну… ― я не особо хотела вдаваться в подробности, но подумала: если я хочу и дальше строить доверительные отношения с Ламиатом, то должна рассказывать обо всём, — Даркана нашла моё слабое место, а потом побег от лучника. Это очень тяжело…
— Эй, ты можешь не рассказывать, если не хочешь, — он приподнял рукой мой подбородок, и наши взгляды наконец-то встретились. В его глазах читался страх вперемешку с беспокойством и нежностью, а мои готовы были излить весь поток солёных эмоций.
Лам, прости меня! Я наговорила тебе глупостей, заставила чувствовать себя ненужным и бесполезным… ― мой голос задрожал. Ламиат обхватил моё лицо двумя руками и притянул ближе к себе. Он боялся моих слёз, вернее он не хотел их видеть когда-либо. Самый ужасный звук — это дрожь в голосе родного человека, который вот-вот расплачется.
— Я никогда не упускал ту мысль, что я тебе очень нужен, потому что я помнил все те счастливые мгновения, проведённые с тобой. Ты не могла так просто взять и отказаться от меня… Ты не такая…
— И ты даже не пытался забыть меня? Даже тогда, когда казалось, что я погибла? — недоумевала я.
— Кана, невозможно стереть из памяти то, что стало её частью, — с этими словами Ламиат притянул меня к себе, и наши губы слились в страстном поцелуе, который мы ждали уже вечность. Он длился забвенно долго. А после Лам добавил: — Даваяй я протяну тебе свою руку, и мы пойдём совершать вмести безумные поступки.
— Давай, — я улыбалась, тяжело дыша, потому что хотела вновь сблизиться с моим родным человеком.
Я хотела залезть в его душу, изучить её заново, почувствовать каждую клеточку его тела. Ламиат чувствовал мои мысли и не заставил долго ждать своей решительности. Он моментально схватил меня и усадил на себя, продолжая целовать каждую часть моего тела. С кушетки на пол полетели лохмотья, грязная одежда, а воздух наполнился чувственным воссоединением.
— Кана, я люблю тебя!
— Лам, я тоже люблю тебя…
— Станешь моей женой?
— Что? — я застыла в шоке.
— Не сейчас, а когда всё это закончится, и если мы не умрём. Естественно, я сделаю всё официально, с кольцом и всей романтикой, как полагается. Но я хотел бы знать сейчас и дать знать тебе, насколько ты важна мне…
— Дурачок… ― я залилась румянцев и игриво заулыбалась ему. — Конечно, да! Я стану твоей женой! Это на всю жизнь, я и ты?
— Это навечно, — утвердительно завершил наш разговор Лам.
Вихрь эмоций кружил нас в танце страсти и нежности. Я не хотела, чтобы эта ночь когда-либо закончилась. Мне было безумно хорошо рядом с Ламом. Я чувствовала себя в полной безопасности, чувствовала себя любимой, и самое главное — я была дома. Рядом с ним было бесконечно уютно и комфортно. Он умел совмещать мужскую силу и грубость с нежностью и чуткостью. Это делало его по-настоящему необычным и ценным для меня. Нежность — это, пожалуй, единственное, что может привязать человека и приручить животного. Я была уверена, что запас наших эмоций не иссякнет, потому что эти чувства были настоящими, построенными на дружбе, абсолютном доверии и взаимном уважении. Эта ночь закончилась так же незаметно, как и началась.
* * *
Дымное солнце медленно вставало над нашим лагерем. Утренний туман застилал собой всё, что находилось вблизи нескольких метров. Пение птиц не было слышно, ветер перестал дуть так сильно, как это было ночью. Небо превратилось в пепельное полотно, а воздух наполнился запахом гари и дождя. Время будто застыло и предвещало начало и конец… Начало страшной битвы и конец мёртвого мира.
Лагерь оставался пустым ровно до восьми часов утра. Затем он начал наполняться воинами, магами, лекарями. Все подготавливались к великому сражению. Каждый давал себе отчёт в действиях: либо мы сегодня останемся в живых, либо умрём и унесём с собой в могилу любую надежду на светлое будущее. Пока каждый из нас дышит, он будет надеяться, верить и бороться до последнего за кусочек жизни, который нужно заслужить, отвоевать, отстоять до последнего вздоха, до последнего взмаха ресниц, до последней капли крови. Истинная ценность жизни — сама жизнь…
Я медленно привстала с кровати. Лёгкое одеяло соскользнуло с моего обнажённого тела. Наутро стало прохладно, поэтому я поёжилась от холода. По телу побежали мурашки. Я не обнаружила рядом с собой Ламиата, поэтому начала быстро собираться. Вдруг на меня запрыгнуло что-то очень тёплое и мягкое. В панике я руками схватилась за шерсть непонятного животного, а когда подняла его перед собой, то увидела совершенно забытого мной Лиса. Я обняла его и стала нежно, с большой любовью гладить его. Затем в два движения я натянула рубашку и брюки, сделанные из эластичной ткани. Затем зацепила волосы в небрежный хвост и уже начала надевать ботфорты, как край палатки резко отдёрнулся и показался Ламиат. Он, как всегда, лучезарно улыбался. Я застыла с приподнятой ногой, засунутой в один сапог.
