У меня не было возможности расправиться с драконницами.
Я едва ли была способна противостоять магам старой школы.
В качестве противника герцогу Карио я так же не представляла ничего стоящего…
Но что касается Зверя…
– Доктор Эньо, мне потребуется опиум, – тихо сказала я, не отрывая взгляда от огня, – пузырек, два или даже три. Что-то, что я смогу носить при себе, не опасаясь разбить или потерять.
Не знаю, потребуется или нет. Одному Господу известно, представится ли мне подобная возможность и хватит ли моих способностей и смекалки для того, чтобы использовать свое преимущество. Но козырь в рукаве лучше иметь, нежели не иметь.
– Фляжка нужна, дамская, – с видом знатока сказал мистер Илнер. – Шлю…эм… в смысле некоторые пьющие леди с собой носят такие, под корсетом прятать удобственно.
– Предоставлю вам опиум, – согласился доктор Эньо.
– Найду фляжку, – пообещал мистер Илнер.
– Меня тревожит одна мысль, – задумчиво произнес мистер Уоллан.
Мы все с нескрываемой тревогой посмотрели на него, и дворецкий, сдержанно сообщил:
– Дело в профессоре Стентоне.
Тревога в наших взглядах существенно усилилась.
– Мисс Ваерти, – мистер Уоллан взглянул на меня, – а вас не смущает тот факт, что столь рассудительный, расчетливый и рационально мыслящий дракон как профессор Стентон, потратил шесть лет на научный труд, коей по факту… оказался совершенно не нужным.
С шумом выдохнула миссис Макстон и принялась мрачно пить чай. Нахмурился мистер Оннер, и даже достал нож, и начал проверять его лезвие на остроту. Помрачнел и мистер Илнер.
Я же, совершенно неожиданно, ощутила неприятный холодок, прошедший по спине, невзирая на теплую шаль, что все так же укутывала мои плечи. Но все же мои чувства были вполне объяснимы – я начала понимать происходящее.
– Мисс Ваерти, мне уже стоит готовить нюхательные соли? – возвращая меня к действительности, поинтересовался доктор Эньо.
Отрицательно покачав головой, я начала очень медленно озвучивать имеющиеся факты, не спеша при этом делать выводы.
– Итак, научный труд, именуемый как «Голос крови» был начат, потому как профессор Стентон считал, у драконов память крови значительно сильнее, нежели у людей, и хранит в себе существенно больше информации. В итоге – потребовалось шесть лет упорной работы, чтобы иметь возможность совершенно точно утверждать, что предположение оказалось неверным.
Я помолчала, отвлеченно подумав, что у миссис Макстон чай все же получался существенно вкуснее.
– И? – потребовал продолжения доктор Эньо.
– И мистер Уоллан прав, – я оглядела присутствующих, – шесть лет впустую – это не про профессора Стентона. Если он начал исследовать данную тему, значит, имелся пример или прецедент, позволивший профессору обрести уверенность в конечном результате.
Боюсь, никто и ничего не понял. На меня смотрели все столь же тревожно и напряженно, но искры озарения не было ни в одном взгляде.
– Давайте подумаем вместе, – предложила я. – Итак, профессор был убежден, что память крови существует. Но в связи с чем возникла столь основательная убежденность? Ни у людей, ни у драконов примеров подобного я не обнаружила. Годы поисков, изучение архивов, сотрудничество с больницами и даже с домами для умалишенных – и ничего. Однако, повторюсь, мистер Уоллан прав – профессор был убежден в положительном результате. А помимо людей и драконов, он мог видеть лишь два примера – оборотни и Rufusdraco.
Помолчав вместе со всеми, я же и продолжила:
– Но я не сталкивалась ни с чем подобным во время работы с оборотнями, у них имелись лишь столь же базовые генетические страхи как и у нас – страх темноты, страх глубокой темной воды, страх перед огнем. Что касается Rufusdraco – они, несмотря ни на что, тоже драконы, а мое исследование включало некоторые вариации, так что, боюсь, и Rufusdraco памятью крови не обладают.
– Остаются виверны, – тихо сказал мистер Оннер.
– Я пришла к таким же выводам, – была вынуждена признаться. – И тот факт, что профессор Стентон знал о существовании в столице Зверя, боюсь, неоспорим.
Некоторое время все молчали. За стенами слышались голоса людей, шаги, даже беседы на повышенных тонах. Снаружи холодный зимний ветер заглушал голоса молодых драконов, а здесь, на кухне, перестала потрескивать даже печка.
– Таким образом, мы можем прийти к выводу, что Зверь имеет возможность пользоваться памятью предков, – заключил мистер Уоллан.
– Боюсь, речь идет о памяти не только предков, но и предшественников, – произнесла я. – У герцога Карио нет живых родственников, помимо его собственных детей, но сейчас у него сила и память Зверя, а ранее этого не было.
И тут в доме раздался крик. Но на него мои домочадцы и чета Эньо вовсе никак не отреагировали и, поэтому, я тоже осталась сидеть на месте, ожидая от них объяснений.
– Последствия «крысятников», – со вздохом объяснил доктор Эньо. – Легко войти и нет возможности выйти. Большинство спасенных нами молодых магов во сне видят один и тот же повторяющийся кошмар – как подходят к дверному проему, ведущему в эти… условно выражаясь – лаборатории. И они кричат самим себе, моля остановиться и не входить. Этот Карио оказался весьма изобретательным… охотником.
– Несчастные мальчики, – вздохнула миссис Эньо.
Миссис Макстон, необыкновенно молчаливая сегодня, не сказала ничего, лишь крепче сжала чашку с чаем в своих руках. Я с тревогой посмотрела на домоправительницу, и, заметив мой взгляд, миссис Макстон разъяренно произнесла:
– Профессор Стентон знал о «крысятниках»! Он знал. С самого начала! Но самое любопытное заключается в том, что ему было известно и о том, как эти западни можно покинуть.
– Заклинание зеркал, – произнес мистер Уоллан. – Мы сообщили о нем лорду Давернетти, он использовал сходное, этому… как же его…
– Speculum, – подсказала я.
Мистер Уоллан кивнул, подтверждая.
И меня вдруг поразила чудовищная догадка:
– Профессор Стентон выпустил Зверя из западни Карио!
И не смотря на все те ужасы, что мы уже знали о профессоре, на меня все же с укором взглянули все мои домочадцы, намекая, что уж это-то слишком.
– Это все объясняет! – настаивая на своем, воскликнула я. – Профессор не стал бы освобождать того, кого не способен контролировать. Вот почему я могу управлять Зверем! И мистер Уоллан, несомненно, прав в том, что Стентон не стал бы тратить впустую шесть лет своей жизни, а значит, профессор имел прецедент и этот прецедент был… Зверем.
– Дохлый морской дьявол! – выругался мистер Оннер.
Но его никто не отдернул.
– Нам нужна информация, – тихо произнес мистер Уоллан.
