— Хочу посмотреть на то, что он делал. Мне это очень важно, вот и все. Никакого подвоха и умысла.
— Понял, — Олег посерьезнел, — Когда начнем?
— Чем быстрее, тем лучше.
— Ребят обзвоню сегодня, потом тебе скажу, как договорились.
— Спасибо.
Глава семнадцатая
Александра.
— А в целом все хорошо, Сереж. Мама твоя звонит, часто. Ей правда поговорить не с кем. У меня уже столько компромата на тебя есть, ты не представляешь, — я грустно улыбнулась и чуть крепче сжала его ладонь, — Сереж… ты приснись мне, а? Ты же ни разу мне не снился.
За моей спиной скрипнула дверь палаты.
— Прости, я не хотела помешать, — Лиза теребит рукав халата.
— Ты не помешала, Лиз. Да и мне пора уже.
Девушка вышла вместе со мной и спросила:
— Ты как?
— Нормально. Лиз, я что хотела… Приезжайте в гости с Андрюшкой в пятницу?
— А повод? — Лиза смущенно улыбнулась. Все-таки она еще стесняется меня. Зря, мне Андрюшкина девушка нравится.
— Да нет повода, — я вздохнула и созналась, — я в среду вечером к Сережиным родителям поеду, вернусь только в четверг вечером. Сильно сомневаюсь, что мне будет хорошо после этой поездки, а с вами отвлечься можно. Да и вообще давно у меня гостей не было.
— Я поняла, скажу Андрюше. Саш, а зачем ты едешь? Случилось что-то?
— Татьяна Викторовна позвонила — у Сережиной сестры годовщина, а Татьяну Викторовну на кладбище отвезти некому. Ну я и предложила, мне же больше всех надо.
— А муж ее?
— Он не любит в годовщину смерти на кладбище бывать, так что без вариантов.
— Понятно. У вас с ним отношения не наладились? — Лиза знала почти все и, кажется, действительно переживала.
— Чтобы наладилось — надо общаться.
— Печально. Хорошо, Саш, мы приедем.
— Спасибо. Тогда до пятницы.
* * *
Ехать я правда не горела желанием. Дело не в Сережином отце или в восьми часах за рулем. Проблема в упаднических настроениях Татьяны Викторовны, которая начала отчаиваться и все меньше верить, что Сергей очнется.
Пока я добиралась до Жуковска, все крутила в голове, как бы мне вселить в Сережину маму хоть немножко надежды. Ничего хорошего не придумывалось, потому что это у меня есть только упрямство и не убиваемая вера в то, все наладится, а вот аргументов нет никаких.
Навигатор подсказал, где нужно свернуть. Уютный деревянный домик в глубине сада, высокое крылечко, несмотря на стеклопакеты, ставни. Что-то такое я себе и представляла.
Калитка была открыта, но во дворе на меня кинулась мелкая лохматая собачушка.
— Дуся, фу! Фу, кому говорят! Саша, не бойтесь, она только брешет, — с крылечка мне на встречу спускалась Татьяна Викторовна, — сейчас ворота открою, загоните машину. Хорошо доехали?
— Да, нормально. Вы скажите как, я сама открою.
— Да это не сложно, Саша, — она завозилась с задвижкой, — я же не бабка еще. Загоняйте.
Когда Шкода вползла во двор собачушка зашлась в новой истерике.
— Иди сюда, — я захлопнула за собой дверь машины и присела, — Иди, я не обижу.
Мохнатый зверь недоверчиво подошел поближе.
— Это едят, — доверительно сообщила я, протягивая раскрытую ладонь, на которой лежала собачья вкусняшка, — возьми, моя такое любит.
— У вас есть собака?
— Да, немка. Умнейшее создание и охранница.
Дуся наконец отважилась и забрала лакомство с ладони.
— Все, теперь мир? — спросила я ее.
— Продажная душа, — засмеялась Татьяна Викторовна, — пойдемте, Саша. Вам умыться с дороги надо и отдохнуть.
— Георгий Борисович не очень рад, что я приехала, да? — спросила я, зайдя в дом.
— Не обращайте внимания, Саша. Ему тяжело сейчас.
— Всем тяжело, — пробормотала я, разуваясь.
Комната, в которой мне предстояло ночевать, оказалась светлой и уютной.
— Это, можно сказать, Сережина комната. Он часто приезжал, если концертов нет, а нам зачем столько комнат? Вот и выделили.
Гора подушек на кровати застеленной веселым пледом, шкаф с книгами, полка с фотографиями и медалями.
Я обернулась на Татьяну Викторовну.
— Сережины, — пояснила она, — горный туризм в школе, потом бросил — гитара стала интереснее.
— Интересно, он мне про школьные годы как-то и не рассказывал почти. Про студенчество больше.
— Там, наверное, есть чем бравировать. В школе он тихий мальчик был. Хулиганил, конечно, как все мальчишки, но в пределах разумного.
— Татьяна Викторовна, а фотографии есть где Сережа маленький?
— Есть. Чай попьем и покажу.
* * *
С Георгием Борисовичем я столкнулась вечером на кухне. В его планы общение со мной явно не входило, я это поняла по раздраженному выражению лица.
— Не волнуйтесь, я утром уеду.
— Кто вам сказал, что я волнуюсь? Таня хочет с вами общаться — ради бога.
Наверное, в другое время я бы промолчала. Опустила глаза и извинилась, но что-то поменялось.
— Я знаю, что что бы я сейчас не сказала и не сделал, это не подействует. Я в ваших глазах легкомысленная дурочка, которая чуть не свела вашего сына в могилу. Справедливо, не могу с этим спорить. И я каждый день себя за это виню. И весь этот месяц я борюсь, чтобы хоть как-то сдвинуть дело с мертвой точки.
— Рано или поздно вам это надоест.
— Вы фаталист или пессимист? — спросила я, пытаясь не раздражаться, — Откуда такая уверенность?
— Вы кого-нибудь хоронили? — вдруг спросил он.
— Да. Отца.
— Родители должны умирать раньше детей, это нормально.
— Я понимаю, что вы пытаетесь меня задеть, обесценить мои слова, видимо, такая у вас защита. Обижаться не стану. Откровенно говоря, у меня вообще нет цели с вами подружиться, Георгий Борисыч.
— А зачем же вы тогда приехали? — он так подчеркивал это «вы», будто оно было оскорблением.
Я устало вздохнула — ну почему им всем нужно объяснять, а?
— Мне искренне жаль Татьяну Викторовну — ей сейчас плохо, а вы ее почти не поддерживаете. А ещё из-за Сергея.
— Боитесь, что он вас бросит, если не станете нам помогать? Если вообще очнется, конечно.
— Из уважения.
— О, как.
— Думайте, что хотите, — бессмысленный спор меня утомлял, — Но я его люблю. И не брошу.
