— Любого?
— Любого. Я понимаю, что Сергей может очнутся другим человеком. Но он все равно мне нужен. А вот вы похоронили живого сына, как вам жить с этим?
Продолжать смысла не было, и я вышла из кухни. Действительно, как живет человек, который похоронил живого ребенка? Неужели совсем не надеется? Или это такая защитная реакция, а? Я вот собралась и цепляюсь за Сережин мир, пытаясь его сохранить, а Георгий Борисович просто надежду потерял уже? Нет, все равно я этого не пойму, это где-то за гранью.
* * *
Пасмурное осеннее утро. Туманно, сыро и холодно. Я вышла пораньше, чтобы дойти до цветочного. Видела тут на углу, надеюсь, он открыт.
Еще с порога мой взгляд упал на темно-бордовые крупные георгины. Я уже собиралась попросить собрать мне из них букет, как вдруг меня словно толкнул кто-то и я увидела снежно-белые орхидеи.
— Свежие, стоять долго будут, — пообещала цветочница. Или правильно — флорист?
— Давайте их. Двенадцать.
Девушка перестала улыбаться, кивнула и стала собирать цветы.
Вернувшись, я убрала букет на заднее сидение — час без воды должен пролежать.
— Саша, может, хоть позавтракаете? — спустилась с крыльца Татьяна Викторовна. Я попросила ее собраться, когда ушла за цветами.
— Спасибо, не хочется. Давайте съездим, пока пробок нет, — по привычке сказала я.
— Какие у нас пробки, Саша, — Сережина мама улыбнулась, но в машину села.
Не то, чтоб я хотела побыстрее всё закончить и уехать, просто лишний раз пересекаться с Георгием Борисычем мне не очень хотелось. В конце концов, мне действительно не обязательно с ним дружить.
— Раньше со мной Сережа ездил, — вздохнула Татьяна Викторовна, — когда мы выехали на дорогу ведущую загород, — Гера кладбища не любит и ездит один, без нас, а Сережа Насти и памятник поставил и катается со мной каждый год…
— Он почти про Настю не рассказывал.
— Больно ему. У них хорошие отношения были, они дружили, поддерживали друг дружку. Семь лет большая разница — Настюша в первый класс пошла, Сережка школу заканчивал почти, что вот у них общего, да? А он ее с продленки забирал, уроки делал — мы ведь работали оба. Потом она к нему на концерты бегала, подружек таскала с собой. Сережка шутил, что половину зала Настя приводит.
— Теперь я понимаю, почему он с детьми так легко общий язык находит.
— Серёжка семейный очень. По нему не скажешь, но мне кажется, что последние несколько лет ему очень хочется, что называется, остепенится. Я рада, что он вас встретил, Саша. Вы с ним… нет, не похожи, просто смотрите в одном направлении.
— Мне бы очень хотелось, чтоб так было.
— Честно сказать, Саша, мне тоже. Как-то мы с вами за этот месяц сроднились. Вот здесь налево и как раз ворота будут.
Припарковавшись у высоких кладбищенских ворот, я достала с заднего сидения букет.
— Сережа сказал? — спросила Татьяна Викторовна, увидев букет.
— Нет, я случайно купила. А что-то не так?
— Орхидеи Настюшины любимые. Она их выращивала.
— Угадала значит.
Ага, угадала. Скорее, подсказал кто-то. Снова чертовщина.
Кладбище было небольшим и аккуратным. Мы шли по асфальтовой дорожке — она тут была одна и, видимо, считалась главной.
— Место у Насти хорошее, — тихо сказала Татьяна Викторовна, открывая калитку кованной оградки, — и от входа недалеко и спокойно.
Я зашла следом и замерла. С мрамора на меня смотрела девушка.
— Сережины глаза, — вырвалось у меня.
— Да, они очень похожи. И взгляд этот внимательный одинаковый. Это в Геру, от меня детям мало что досталось.
— Фотография такая… живая. До мурашек.
— Сережа выбирал. Мы в годовщину еще не смирились, это он все — памятник, фотографию, яблоню посадил. Любимая сестра. Он так переживал, что не успел Настю к себе забрать.
— Да, я знаю, он говорил. Но тут никто не виноват, так получилось.
— Да, судьба.
Я подошла к могиле и аккуратно положила букет на надгробие. Орхидеи, ничем не скрепленные, рассыпались по мрамору.
«Я тебя, конечно, не знала, но Сергею было бы приятно знать, что в этот день к тебе кто-то приехал».
Я выпрямилась.
— Татьяна Викторовна, вам если нужно одной побыть, я пойму.
— Ох, Саша… если вас это не обидит…
— Не обидит. Я к папе одна поэтому и езжу, что мне поговорить с ним нужно. Я у машины буду.
По кладбищу гулять я, конечно, не стала, вернулась к машине, достала сигареты и, прислонившись к крылу, с наслаждением закурила. Интересно, обычно тяжело в таких местах, мысли противные всякие лезут, а тут спокойствие такое.
Татьяна Викторовна появилась через полчаса.
— Спасибо вам, Саша. Мне теперь спокойнее стало.
— Не за что. Если нужно, вы звоните, мне действительно не трудно помочь.
— Сереже с вами повезло, — она грустно улыбнулась.
— Мне иногда кажется, что он рядом, — призналась я. Давно хотела с кем-то поделится этим ощущением чужого присутствуя, — Помогает мне в чем-то.
— У всех так, Сашенька. Все мы не хотим, чтоб близкие уходили. Мне тоже кажется, что Настя где-то рядом. Теперь вот и Сережа.
— Сережа жив, не надо так, Татьяна Викторовна.
— Да, конечно, — поспешно согласилась женщина, но мне хватило, чтобы что-то понять.
Они, оказывается, уже смирились, что сын почти мертв. Отчаялись. Почему я никак не могу ли тогда? Почему бьюсь и ищу выход, а? Я ведь не могу сказать, что люблю Сережу больше, правда? Просто я упрямее и… злее? Да, наверное, злее, из этой злости и обиды так удобно черпать силу, как оказалось.
* * *
Он всё-таки мне приснился. Я вернулась от Сережиных родителей, и в ту же ночь он мне приснился.
Снова коридор. Я буду сюда каждый раз попадать? Опять поиск нужной двери, но в этот раз я угадала со второй попытки. Толкнула рассохшуюся дверь на перекошенных петлях и оказалась в летних сумерках на веранде Лугового.
— Сережа… — я не верила. Даже подойти к нему и коснуться боялась — вдруг он рассыплется и исчезнет?
— Привет, — он поднялся со ступенек, — иди ко мне, моя хорошая?
Я понимаю, что сплю, что все это не настоящее, но почему тогда он такой реальный, а? Почему я сейчас его обняла, уткнулась в грудь и у меня нет ощущения, что это не на самом деле? Странный сон.
— Санечка…
— Почему ты раньше мне не снился? — тут я похолодела и отстранилась, — ты… Ты ведь жив, да?
— Жив. Саш, не надо пугаться, пожалуйста. Я не знаю почему. Наверное, в этот раз ты очень сильно этого захотела.
