– Хорошо, Эдмонд. Вряд ли вы меня понимаете, впрочем, так как мы далеки от полного познания разума, я вам кое-что все же скажу. В «Хейзенвилль-гард» вы получите помощь, в которой нуждаетесь. Я назначу для вас целителя, он поможет облегчить боль. Если у вас есть близкие, они смогут вас навещать. Не стану скрывать, это место станет вашим домом. Но мы сделаем все, чтобы вам, Эдмонд, было легче.
Сколько раз он говорил эти фразы? Родственникам, самим больным, репортерам, жаждущим сенсаций в духе историй ужасов о ментальных лечебницах. Все было бы проще, если бы Хантер в это верил.
Нет, «Хейзенвилль-гард» никому не был домом. Только тюрьмой.
– Когда я на них смотрю, то начинаю ценить жизнь, – сказал целитель, которому поручили Белами.
Хантер велел проводить его на обед, но в конечном итоге почему-то решил проконтролировать все лично.
– Что с ним случилось?
– Несколько менталистов ворвались в дом. Убили жену и ребенка. Просчитались с силой удара и не добили его. А может, пытались что-то узнать. Говорят, одну из нападавших застрелили во время ареста. Остальные скрылись. Так что вряд ли мы когда-нибудь узнаем.
– Жаль.
Хантер усмехнулся.
– У тебя еще остались силы на жалость?
– Не всем же быть такими циниками, как ты.
Стоя в дверях, Хантер задумчиво наблюдал, как совершенно безучастный Белами идет к накрытым столам. Скорее всего, он просто не сумеет есть самостоятельно, и придется приказать сестрам-лекаркам кормить его силой, вливать питательные зелья. Но Хантер не мог не попробовать. Он всегда пытался. Жаль, что чаще всего попытки оказывались безуспешны. К нему не попадали те, у кого был хоть какой-то шанс на излечение.
Белами вдруг быстро обернулся, словно проверял, есть ли кто у него за спиной, и от неожиданности Хантер подавился воздухом. Нет, так не ведут себя пустые оболочки, некогда бывшие людьми.
Осторожно, чтобы не привлекать внимания, он отошел с прохода и поспешил к другой двери, ведущей во внутренние помещения кухни. Оттуда можно было выйти к стойке раздачи и беспрепятственно наблюдать за залом.
Он не сразу нашел взглядом Белами, а когда нашел, не поверил собственным глазам.
Эдмонд Белами, жертва ментального удара, сидел за столом рядом с хорошенькой блондинкой и… разговаривал. К счастью, Хантер умел читать по губам.
– Здравствуй, Ким. Подобраться к тебе оказалось сложно. Наш общий друг передает тебе привет.
Она, прежде равнодушная, резко вскинула голову. Прищурившись, Кимберли Кордеро, еще одна безнадежная пациентка, которую Хантер просто чудом вывел из прострации, рассматривала нового соседа.
Еще раз воровато оглядевшись, Эдмонд вытащил что-то из-под рубашки. Хантер напрягся было, но предметом оказалась всего лишь книга. Что ж, сегодня все, кто работал на первичном приеме пациентов, потеряют работу. Скорее всего, никто и не подумал обыскать Эдмонда, его ведь перевели из даркфеллской лечебницы.
– Хочу, чтобы ты это прочла для меня.
Эдмонд пододвинул к ней книгу, и Кимберли медленно ее открыла. От Хантера не укрылось, как она побледнела. Увы, с такого расстояния он не смог рассмотреть, что так испугало Ким.
– Ты знаешь, что здесь написано. Он хочет, чтобы ты прочла. Чтобы ты использовала свой дар. Ты нужна ему.
Она швырнула книгу в сторону. Вместе с посудой и остатками обеда. Эдмонд не шелохнулся, а со всех сторон к ним уже спешили сестры-лекарки. Но прежде, чем Ким скрутили и увели, Хантер успел прочесть последнюю фразу Белами:
– Он ждет тебя, Ким.
Она закричала. Пронзительно, яростно, истерично. До сих пор, с самого появления в лечебнице, Кимберли Кордеро не произнесла ни слова, погруженная в свой извращенный безумным разумом мир.
Хантер улыбнулся.
Он тоже умеет ждать. И, кажется, как никогда близок к цели.
Часть третья. Притворщица
Глава 1
Мертвая девушка смеялась.
Смотрела и смеялась, глядя, как я кружусь, подняв руки вверх. Белое перемежалось желтым, стены и потолок палаты смешались в один водоворот тусклых красок. Никогда не думала, что белый цвет может быть настолько унылым.
– Опять голова закружится! – не выдержала мертвая девушка.
– Хейвен, заткнись! – пробурчала я.
Перестала кружиться и упала на мягкий пол. Потолок все равно вращался.
– Ну вот и зачем? – фыркнула Хейвен, садясь рядом. – Теперь тебе плохо, а мне скучно.
– Тебе не может быть скучно. Ты мертвая.
– А что, ты полагаешь, что смерть – это весело? Нет, Кимми, это ужасно скучно. Это вечность скуки. Даже тому, кто убивает, веселее. Вот тебе было весело, когда ты меня убила?
– Вряд ли.
Она начинала утомлять, и в такие моменты я обычно стучала в дверь палаты, требуя принести успокаивающее зелье. Но сегодня, кажется, был выходной, и мне не хотелось спать. И сестра-целительница принесла вкусное желе. Почему она всегда носит только желе? Я бы выпила кофе. Не уверена, что помню его вкус. Но помню ощущение: кофе – это что-то чудесное.
– Я хочу к морю, – протянула Хейвен. – Очень хочу.
– Тебе не светит. Ты – плод моего воображения. В нем нет моря. Хочешь, отправлю в домик у озера? Его я помню… вроде бы.
– Была там сто раз. Почему ты не можешь придумать мне море? Ким, я хочу море!
– Хейвен, отстань! – рявкнула я.
И привлекла внимание дежурной сестры, потому что в замке палаты вдруг повернулся ключ.
– Все нормально, – поспешно сказала я.
Если им что-то не понравится, они заставят выпить зелье – и я усну. Ненавижу спать.
– Ким, я хочу поговорить с тобой.
Нет, это не сестра-целительница.
А высокая рыжеволосая лекарь Дельвего. Я удивленно села на полу: раньше Кристина ко мне не заходила. Меня водили в ее кабинет раз в два дня, и там я по нескольку часов отвечала на многочисленные вопросы. О себе, о мыслях, о прошлом. Иногда казалось, что лекари намеренно не давали мне забыть о том, из-за чего я сюда попала.
– Ким, я хочу с тобой поговорить, пойдем, – улыбнулась доктор. – Не волнуйся, все в порядке. У меня для тебя небольшое задание.
Когда человеку говорят «не волнуйся», обычно он начинает волноваться еще сильнее. Я так точно: даже руки задрожали, а в обычно прохладном лекарском доме вдруг стало нестерпимо жарко. Если лекарь Дельвего и заметила мое состояние, то не подала виду.
В дверях я обернулась к Хейвен, которая деловито приглаживала волосы.
– Ты остаешься, – бросила я ей.
