– Я ничего ей не делал! – Райан растерялся.
– Вы знаете его, миледи? – обратился старик ко мне.
Я быстро замотала головой.
– Мне кажется, он пьян, – испуганно проговорила я, – наверное, позову стражу…
– Да-да, – кивнул старик. – Ступайте, внизу дежурит стражник.
Райан дернулся было в мою сторону, но старик пригрозил магией огня, вспыхнувшей в руке, и он остался на месте.
Простите, добрый дедушка, что вот так убегаю, и спасибо, что защитили. Надеюсь, у вас не будет проблем. У входа я все же, поколебавшись, подошла к стражнику.
– Извините, на втором этаже, похоже, пьяный. Я не видела, что там происходит, но, кажется, какая-то потасовка.
Тот кивнул, скупо поблагодарив, и тут же устремился к лестнице. А я вышла на свежий ночной воздух. От призрачных похорон не осталось и следа. Свободный экипаж нашелся тут же, и спустя десять минут я уже ехала по залитой светом фонарей улице.
– Остановите! – вдруг попросила я, увидев яркую вывеску с бокалом на эмблеме.
Вряд ли я бы смогла провести эту ночь дома. Точно не после встречи с Райаном Хефнером. Уж лучше в бар.
Ненавижу одиночество. Ненавижу прошлое. Ненавижу отца.
– Я бы тоже ненавидела, – хмыкнула барменша, наливая мне второй бокал сидра. – Тирания – вот как это называется, а вовсе не строгое воспитание.
– Наверное, ты права, Эм, – вздохнула я. – Ну, у нас иначе не выходило. Папа во всем был прав, папе не перечили. Я думала, он обрадуется, когда узнает, что мы с Райаном любим друг друга. Райан ведь работал у него. Ну а потом он, прихватив крупную сумму, сбежал. Отец узнал о нас, мне тогда крепко влетело. Райана искали наши юристы, но, увы, он как сквозь землю провалился.
– И ты обнаружила, что беременна.
Эм уже работала здесь, когда я переехала. Я нечасто пила в барах, но, бывало, заходила на завтрак или вечером – насладиться отличным яблочным сидром. Эм всегда была мне рада – ну, или очень хорошо изображала энтузиазм ради щедрых чаевых. И развлекала разговорами.
С чужими людьми проще общаться. И я откровенничала, вывалив сначала все, что случилось со мной этим вечером, а потом и рассказав предысторию наших с Райаном отношений.
– Да, папа был жутко зол. Он меня чуть не убил. – Я усмехнулась. – В прямом смысле. Мачеха чудом спасла. И уговорила его дать мне родить. Я уехала якобы на учебу в Даркфелл, а на самом деле в один из загородных домов. Рожать вот так, дома, почти без поддержки, было опасно – и, будь уверена, если бы все пошло не по плану, папа просто дал бы нам с ребенком умереть. Девочку отдали приемным родителям, я подписала контракт. Отец специально отдал ее в семью, живущую рядом с нами. Чтобы я видела. Он меня так наказывал. Иногда мне кажется, что он до сих пор жив. И видит меня, и злится. И вот-вот вернется.
– Не вернется, – отрезала Эм. – Сволочь уже не поднимется из могилы. А тебе надо начать жить без оглядки на прошлое.
– Думаешь? А я рассказывала, что моя младшая сестра – убийца? Что это она отравила отца, мачеху и пыталась убить нас с сестрой? Что она убила мою лучшую подругу? И собственную мать? И еще неизвестно сколько человек?
– Ну у вас и семейка.
– Не то слово. – Сидр был настолько холодный, что я зажмурилась.
В бар вошли несколько запоздалых любителей выпить. Прежде чем отправиться принимать у них заказ, Эм бросила:
– Знаешь, иди-ка ты домой. И как следует выспись. А утром все обдумаешь. Быть может, все проще, чем кажется. И мимолетная встреча окажется всего лишь встречей.
– Возможно… – с сомнением пробормотала я.
«Иди домой»…
Все дело в том, что у меня больше нет дома. А может, никогда и не было.
* * *
Не стоило мне пить. Не стоило идти пешком.
Я шла медленно, стараясь не выдавать опьянения, чтобы ненароком не попасться страже. Но как же вращалось все вокруг! Под конец, преодолевая последние ступени, я уже держалась за стену. А ключ вошел в замок далеко не сразу. Я с нетерпением ждала момента, когда смогу лечь в постель, закрыть глаза и забыться до утра. А там мне станет жутко плохо. Не забыть поставить у кровати воды…
В доме было темно, а сил заставить светильники или хотя бы свечи загореться не было. За год я изучила все три комнаты так, что могла двигаться с закрытыми глазами. И не стала утруждать себя светом.
Когда я вошла в спальню, вздрогнула, увидев у окна мужской силуэт. Его освещал слабый лунный свет.
– Разлагаешься? – Низкий бархатистый голос оказался знакомым.
– Развлекаюсь, – холодно ответила я.
От испуга хмель сошел на нет, и теперь я хмуро рассматривала визитера.
– Что ты здесь делаешь, Герберт?
– Приехал посмотреть, как у тебя дела. На письма ты не отвечаешь.
Ах да… их было несколько. Я даже не вскрывала, бросая в камин. Так красиво горели…
Вспыхнул свет, и я зажмурилась, мысленно прокляв и мужчину, и цель его приезда, и вообще весь мир.
– Кортни хочет, чтобы ты вернулась.
– А что, тебя она больше не хочет? – язвительно поинтересовалась я.
– Кайла, прекрати. У тебя был год, мы тебя не трогали. Достаточно, чтобы оправиться и понять, чего ты хочешь от жизни. Но ты, судя по всему, ничего, кроме вечеринок, за этот год не видела. Как часто ты напиваешься до такого состояния?
– Я трезвая! – возмутилась я и тут же пошатнулась.
– Разумеется, – холодно хмыкнул Герберт. – Но тем не менее твое время вышло. Ты нужна семье, а значит, должна вернуться.
– Зачем? У вас все в порядке, разве нет?
– Три недели назад в Хейзенвилле неизвестные вломились в чужой дом. В доме находились родители и двое детей, убили мать и ребенка, старший ребенок выжил, отец в критическом состоянии.
– Оу… – Желание язвить как-то пропало.
В Хейзенвилле редко случалось подобное. Кто и зачем вообще смог поднять руку на маленького ребенка? Взрослые частенько становились жертвами своих ошибок, а за некоторые платили смертью. Но малыш?
– Но ведь ты не хочешь сказать…
– Нет, – поспешно ответил Герберт. – Ким в лечебнице, оттуда невозможно сбежать. Убийцу ищут, но встает одна проблема. И решать ее, Кайла, тебе.
– Какая проблема?
– Фамилия семьи – Белами. Их дочь Стелла – единственная, кто не пострадал. В скором времени лекари ее отпустят. Твоя дочь осталась одна.
Я поморщилась. То ли от приступа головной боли, то ли потому, что все же не была законченной стервой. И внутри еще остались какие-то человеческие чувства.
– Мне жаль, – медленно и осторожно проговорила я, – но чем я могу помочь? Делом должны заниматься детективы. Что даст мое возвращение?