Я распахнула дверь, чтобы выскочить в коридор, едва сдержав радостный возглас. Герберт меня нашел! Приехал за мной! Конец заточению у Хефнеров, я снова стану свободной и придумаю, как забрать Стеллу!
Райан подошел со спины едва слышно, обхватил меня за талию, а свободной рукой зажал рот. И осторожно навалился на дверь, закрыв ее. Поначалу я опешила и испугалась, а потом поняла, что Мэнфорд внизу придумает, что соврать, а Райан здесь не допустит, чтобы я выдала свое присутствие.
Паника, злость и обида накрыли одновременно.
Я брыкалась, как дикая кошка, вырывалась, норовя его ударить. Но он с легкостью пресекал все мои попытки высвободиться. Райана, казалось, совсем не беспокоила рана. Слезы бессилия и обиды хлынули из глаз, я сопротивлялась с каждой секундой все слабее и слабее.
И обида была не на несостоявшуюся встречу с Гербертом и не на ускользнувшую свободу, а на то, что именно Райан держит меня, именно он не дает вырваться из этого дома. Да, мне казалось, что он добрее отца. Он дал мне кровать, когда я спала на полу. Просил помощи, когда умирал. А потом, выкарабкавшись, вновь напомнил, что парень, обещавший меня спасти, – всего лишь фантазия юности.
– Кайли, – шепнул он мне, – пожалуйста, ты нам нужна.
Я снова дернулась, попав ему по голени. Райан зашипел, но стальная хватка стала только сильнее.
– Кайли, не бойся меня, прекрати брыкаться, ты нужна нам, ну, пожалуйста, я не могу тебя отпустить. Тебя никто не тронет, я обещаю. Детка, ну не плачь, пожалуйста, ты разбиваешь мне сердце.
Сердце? А оно у него вообще хоть когда-нибудь было?
Я почувствовала его дыхание на шее. Горячие губы прижались к очень чувствительной коже за ухом. Раньше я таяла от таких поцелуев, но сейчас он только причинил еще большую боль.
– Кайли, – голос Райана охрип, – идем в постель, я обещаю, ты забудешь об Уолдере и своем желании отсюда уйти.
Меня вдруг охватила ярость, и на миг даже удалось вырваться. Я закричала, но Райан тут же изловчился и снова сжал меня в объятиях. Он опустился в кресло, и я окончательно потеряла возможность сопротивляться. Силы пропали разом. Я откинулась ему на грудь и сквозь слезы рассматривала лепнину на потолке. Райан что-то шептал. Ласковое, успокаивающее. Но я не могла разобрать слов из-за ударов собственного сердца и всхлипов, которые уже не зависели от моей воли. Его рука запуталась в моих волосах, перебирала неровно окрашенные пряди. И постепенно, убаюканная этой размеренной лаской, я задремала. Во сне, где разум отступал в тень, давая волю бессознательному, мне хотелось быть как можно ближе к этому мужчине, вдыхать его запах, чувствовать тепло его тела.
Проснулась там же, когда почти стемнело и красные отблески заката играли с хрустальными подвесками на люстре. Обнаружила себя в теплых объятиях Райана и испытала приступ стыда за собственную слабость.
– И снова привет, – шепнул Райан. – Тебе легче?
С молчаливой холодностью я поднялась с его колен, чтобы отряхнуть платье и пригладить растрепавшиеся волосы.
– Не злись на меня, Кайла, и не проклинай. Я обещал, что отпущу тебя, как только поможешь, и я отпущу. Но Герберт Уолдер лишь осложнит ситуацию. Я еще раз повторяю: никто не причинит тебе боль. Никто не опустится до насилия. Девочка в безопасности, Вероника не знает, где она, как и то, что я с тобой вообще знаком. Но пойми меня, Кайла, я…
– Замолчи, Райан, – глухо произнесла я. – Мне плевать.
Я подошла к окну и замерла, вглядываясь в сумеречный туман до тех пор, пока не заболели глаза. Я готова была смотреть куда угодно: на птиц, на кроны деревьев, на облака и закатное солнце, но не на Райана и опостылевшие апартаменты.
И вдруг я увидела Герберта. Он шагал по дорожке, а Хефнер-старший его провожал, что-то миролюбиво рассказывая, активно жестикулируя и посмеиваясь. И в миг, когда Мэнфорд отвлекся на указания дворецкому, Герберт поднял голову.
Он смотрел прямо на меня, каким-то непостижимым образом безошибочно нашел мой взгляд. И подмигнул. Весело, как мог только он, с обещанием вернуться. Я действительно думала, что в Кордеро-холле после свадьбы сестры для меня не осталось места. Но что, если это не так?
Я улыбнулась. И Герберт эту улыбку заметил, а затем снова повернулся к Мэнфорду, сделав вид, что лишь окинул восхищенным взглядом дом.
В этот момент никого роднее у меня не было.
* * *
– Злишься, – констатировал Райан.
– Нет, – пожала я плечами. – Не злюсь.
– А глаза злые. Кайли, не злись.
– Я не злюсь, Райан. – Меня бесило его чуть насмешливое «Кайли». – Я разочарована, только и всего.
– Ты не знаешь всей ситуации. Не понимаешь, насколько нам нужна.
– Нет, не понимаю. Не знаю. Вы не объясняете. Не просите помощи. Заперли в доме, отобрали ребенка. Вы даже не допустили мысли, что я могу помочь вам добровольно. Что Кортни не наш отец и у нее не каменное сердце. Значит, вы или считаете меня бесчувственной тварью, от которой можно добиться помощи лишь безобразным шантажом. Либо лжете, и дело вовсе не в помощи бедному больному ребенку. И я не обязана быть приветливой. А в данный момент я еще и хочу есть. Я намереваюсь принести ужин, раз не сложилось с завтраком и обедом. Но за своей порцией иди сам. Я смотрю, ты почти поправился. Можешь не благодарить.
Я вышла из комнаты, рассчитывая если не найти Сиси и заставить ее разогреть остатки ужина, то хотя бы самой сообразить пару бутербродов. От голода немного подташнивало. Апатия и обида прошли, короткий зрительный контакт с Гербертом подарил прилив сил. И этот прилив потребовал энергии.
Если семья знает, где я, покинуть поместье не составит труда. Мэнфорд не настолько безумен, чтобы пойти на открытый конфликт с Кордеро. А похищение – серьезная на него заявка. Он, конечно, может сослаться на то, что Стелла его внучка, но для Герберта это станет лишь еще одним поводом уничтожить Мэнфордов. Как бы я ни относилась к мужу сестры, некоторые при упоминании его фамилии начинали заикаться заранее – на всякий случай.
Если Герберт не забрал меня сейчас, значит, следует ждать. Может, он сначала хочет спрятать Стеллу? Или знает о дневнике и ищет его, чтобы манипулировать Мэнфордом? Как знать.
Дом уже затих. Еще не спал, но малочисленные обитатели поместья разбрелись по своим комнатам, а прислуга закончила уборку после ужина. Не было слышно ни разговоров, ни смеха. Мне казалось, я осталась совсем одна.
У всех сестер Кордеро была одна, несомненно, неоднозначная черта, которую наш отец всеми силами пытался искоренить. Любопытство.
Кортни была сдержанно любопытной. Она не любила скрываться и подсматривать, предпочитала прямо спрашивать обо всем, что ее интересовало. Ким была наивно любопытной. И эта наивность умиляла окружающих настолько, что младшая сестричка действительно знала все наши секреты. И позже ими воспользовалась.
