— Так-так, и что было дальше?
— Она вышла из машины, вы вышли из машины, очевидно,
показали друг другу водительские удостоверения, записали данные.
— Как держалась молодая женщина, выйдя из машины?
— Похоже, была ошеломлена, — сказал я. — Держалась рукой за
шею. Даже потом, когда вы показали свое водительское удостоверение, а она
записывала, видимо, ваш адрес, она продолжала потирать шею левой рукой.
— Что потом?
— Потом она села в машину и уехала.
— Вы помните, где точно произошла авария?
— Конечно. На восточной стороне Главной улицы, не доезжая
пересечения с Седьмой улицей. Как раз напротив входа в кинотеатр.
Холгейт сказал:
— Мистер Лэм, у меня к вам просьба.
— Какая?
— Хочу, чтобы вы дали письменные показания под присягой.
— Что ж, не возражаю, — сразу согласился я.
Не скрывая радости, Холгейт обратился к секретарше:
— Набросай-ка поскорее, Лоррен. Поточнее, сделай слово в
слово.
Девушка, кивнув, встала и направилась к двери.
Когда захлопнулась дверь, я заметил:
— Удивительная женщина.
— Одна из самых знающих и энергичных секретарей, какие у
меня были, — ответил Холгейт. — Именно такие мне нужны.
— К тому же одна из самых красивых, — отметил я. — Да и ее
помощница совсем недурна.
— Витрина, мистер Лэм, — ухмыльнулся Холгейт. — Приходится
держать красавиц. Доводилось ли вам когда-нибудь покупать дом?
— Насколько помню, нет.
— Что ж, всему приходит свое время, Дональд. Хотите хорошо
вложить деньги — покупайте участок здесь.
Как вы понимаете, я не могу предложить вам деньги за ваши
свидетельские показания. В этом случае они потеряют силу. Но я мог бы кое-что
подсказать и… Что я говорю? Никак не могу отделаться от привычки расхваливать
свой товар. Так о чем мы говорили, Дональд?
— О секретаршах.
— Ах да, — вспомнил он. — Знаете, вы не видели еще одну.
Потрясающая блондинка!
— Значит, у вас их три?
— У Лоррен — две помощницы. Одна сегодня выходная… Но вот
что я собирался сказать, Дональд, если вы договорились с агентом о покупке дома
и пришли оформлять бумаги у секретарей, а вас встречает брюзжащая уродина, у
вас пропадет всякое желание иметь с ними дело. Я ценю красоту. Двое из моих
девушек выиграли конкурсы красоты. Они уже сами по себе довольно
привлекательны, а я к тому же прошу их быть благожелательнее, приветливее. Идти
клиенту навстречу.
Это мой девиз. На этом мы строим всю свою работу.
С того момента, как клиент впервые появляется у нас, мы
стараемся поддержать в нем ощущение собственной значительности, настроить его должным
образом… Посмотрите, например, как наши девушки выходят из машины. Не знаю,
видели ли вы когда-нибудь хоть один из тех фильмов, что демонстрируют молодым
женщинам, как надо благопристойно выходить из машины: изящно, как подобает леди
— к черту эту чепуху! У нас они, выходя из машины, должны делать как раз
наоборот.
Мы показываем им на пленке, как надо выходить, — это когда
они имеют дело с мужчинами. Если имеют дело с женщинами, ситуация, разумеется,
другая.
— А если семейная пара? — спросил я.
— В этом случае им приходится работать собственными мозгами,
догадываться, кто в семье главный, кто будет ставить свою подпись на нужной
строчке. Знаете, Дональд, до чего же забавна психология мужчин. Бывая на пляже,
они видят женские ножки целиком, и ножек масса. Но они смотрят, и только. Но
стоит им лишь увидеть выходящую из машины девицу, если это выглядит
непроизвольно, увидеть мельком, знаете ли, всего на миг, — и не в купальнике, а
только краешек приоткрытой плоти — и мужчина сходит с ума. Он думает, что видел
нечто!
А возьмите женщин. Вдумайтесь в их психологию. Когда на них
чулки и юбка и вы вдруг заглядываете за кромку чулка, они считают это большой
наглостью с вашей стороны, а уж если дело доходит до трусиков, — ужас, упаси
Боже! Это их святая святых. Однако стоит назвать юбочку спортивной и сшить
трусики из той же ткани, что и юбочка, — и что тогда? Они свободно сбрасывают
юбку и расхаживают в трусиках лишь потому, что они сшиты из той же ткани, что и
юбка. Для меня это непостижимо!
Женская психология такова, что… Но, черт побери, Дональд! Я
ее использую. Я использую все. Любую психологию, чтобы только продать. А-а,
готово…
Разговор оборвался. Лоррен Роббинс вручила мне два
экземпляра документа и передала копию Холгейту.
Машинопись была идеальной — аккуратные ровные литеры
новейшей электрической пишущей машинки.
Прямо как из типографии. Ни подчисток, ни вычеркиваний, ни
малейшей небрежности. И изложено слово в слово, как я говорил.
— Есть ли замечания? — спросил Холгейт.
— Абсолютно никаких, — сказал я.
Он передал мне авторучку.
Я поставил подпись.
— Не возражаете против присяги? — спросил он. — Чтобы было
как полагается.
— Абсолютно не возражаю.
Он взглянул на Лоррен Роббинс. Лоррен произнесла:
— Поднимите правую руку, мистер Лэм.
Я поднял правую руку.
— Вы торжественно клянетесь, что записанное в только что
подписанных вами свидетельских показаниях соответствует истине? Да поможет вам
Бог!
— Клянусь.
В левой руке она держала наготове нотариальную печать, одну
из тех карманных никелированных штуковин, которую, выезжая на вызов, можно
сунуть в кошелек.
Подвинув к себе документ, Лоррен в том месте, где было
напечатано: «Подписано под присягой в моем присутствии октября пятого дня»,
поставила свою подпись — на месте государственного нотариуса, оттиснула печать
и вручила документ Холгейту.
Взглянув на бумагу, Холгейт кивнул, встал из-за стола и
протянул мне руку для пожатия, давая понять, что разговор окончен.
— Большое вам спасибо, мистер Лэм. Как замечательно, что
граждане готовы добровольно сообщать о дорожных происшествиях, свидетелями
которых они были. Лоррен отвезет вас обратно в отель, если только вы не хотите
посмотреть наши участки. В таком случае она готова пройти с вами и…
— Как-нибудь в другой раз, — прервал я его. — Как вам
сказать… в данный момент я не расположен делать инвестиции. Нет свободных
капиталов.
