— Ну? — спросил Селлерс.
— Ты сам садишься в лужу, сержант. Я мог оставить отпечаток
пальца внизу макета, когда угодно.
— Нет, не мог, — злорадно заметил он. — Когда из-под макета
достали туфлю, макет плотно лег на пол, и палец туда было уже не подсунуть.
Макет можно было бы приподнять, только сунув под него отвертку, стамеску или
что-нибудь вроде этого. Та штуковина весит свыше ста фунтов. Нам всем — было не
поднять. Тебе одному — тем более.
— Понял, — сказал я. — Выходит, черт возьми, я кругом
виноват? Так?
— Пока не знаем. Расследуем.
— Хреновый из тебя следователь! — в сердцах брякнул я. —
Находишь отпечаток моего пальца с обратной стороны макета, весящего сотню
фунтов, и сразу делаешь вывод, что я ворвался в кабинет Холгейта, оглушил его,
перетащил через окно, волоком протащил по газону, сунул в багажник машины и
потом еще за чем-то вернулся. За чем, еще за одним трупом?
— Может, за подписанными тобой показаниями? После того как
узнал, что они ни к черту не годятся, — предположил Селлерс.
— Уж если я не смог поднять край макета, тогда как бы я
поднял на руки двухсотдвадцатипятифунтовую тушу Холгейта, выпрыгнул из окна,
притащил его к машине и засунул в багажник?
— Пока не знаем, — упрямо повторил Селлерс. — Но намерены
выяснить.
— Не мешало бы выяснить, — заметил я. — Если я смог вытащить
через окно мужчину весом в двести двадцать пять — двести пятьдесят фунтов и
сунуть его в багажник, то выходит, что мог и приподнять край макета, который
весит всего какую-то сотню фунтов.
— Знаешь сам, у тебя мог быть сообщник, — парировал Селлерс.
— Тогда на тебя пришлась бы только половина ноши.
— Прекрасненько, — сказал я. — И кто же мой сообщник?
— Ищем, — задумчиво жуя сигару, серьезно ответил Селлерс.
— Ладно, тогда каково мое положение? Задержан по обвинению в
убийстве?
— Пока нет.
— Я арестован?
— Пока нет.
— Тогда что же?
— Приглашен для допроса.
Я несогласно затряс головой:
— Так не пойдет. Или предъявляйте обвинение, или отпускайте.
— Имеем право допросить.
— Ты уже допросил. Мне нужно позвонить.
— Валяй, звони! — разрешил он.
Я подошел к телефону, соединился со своим агентством и
попросил телефонистку срочно дать мне Берту.
Услышав голос Берты: «Ну, что у тебя на этот раз?», я
выпалил:
— Меня допрашивают в связи с убийством Картера Холгейта. Я —
в аэропорту. Тело Холгейта нашли в багажнике нашего автомобиля. А у меня стоит
дело. Я хочу, чтобы…
Тут меня прервал визг Берты:
— Тело Холгейта?
— Совершенно верно, — терпеливо повторил я, — его труп. Труп
обнаружили в багажнике автомобиля нашего агентства.
— Автомобиля агентства! — взвыла она.
— Совершенно верно, — подтвердил я. — Теперь так. Здесь
Селлерс. Он меня допрашивает, а мне надо работать. Я рассказал ему все, что
знаю. Требую, чтобы он либо предъявил мне обвинение, либо отпустил.
В данный момент он не желает ни того, ни другого.
Я прошу тебя найти самого лучшего адвоката и возбудить дело
о нарушении закона о неприкосновенности личности.
— Дай-ка я поговорю с Фрэнком Селлерсом, — велела Берта.
Я протянул трубку Селлерсу:
— Фрэнк, она хочет с тобой поговорить.
— Скажи ей, что нет необходимости, — ухмыльнулся Селлерс. —
Мне жалко моих барабанных перепонок.
Скажи, что отпускаем.
— Селлерс говорит, что нет необходимости, — повторил я в
трубку. — Говорит, что отпускает меня.
— И что это значит?
— Это значит, что я еду в агентство, — ответил я.
— Дональд, ты не поедешь на своей машине, — предупредил
Селлерс. — Она изымается как вещественное доказательство для обследования пятен
крови и прочего.
Я сообщил по телефону Берте:
— Селлерс изымает машину. Беру такси.
— Такси, черт возьми! Найми лимузин, будь он проклят!
Сэкономишь четыре доллара.
— Речь идет об убийстве, — возразил я. — На счету каждая
минута.
— Плевать мне на минуты! — отрезала Берта. — Доллары тоже
любят счет.
— И еще одно, — добавил я. — Вызови в агентство нашего
клиента. Он будет нужен.
— Пускай добавит стул для меня, — вмешался Селлерс.
— Это еще зачем?
— Добавьте стул. Я буду при тебе. Если уж вы собираетесь
нанять адвоката-ловкача и возбудить дело по закону «Хабеас корпус», то и мы не
допустим, чтобы нас водили за нос. Мы не предъявим тебе обвинения в убийстве,
пока не докопаемся до сути дела. Но я, Дональд, намерен быть неразлучен с
тобой, словно брат.
— Скажи это Берте, — предложил я.
— Сам скажи, — ответил он.
Я сказал:
— Селлерс собирается приехать со мной. Они пока не готовы
предъявить мне обвинение в убийстве, но Селлерс не собирается отпускать меня от
себя. По крайней мере, он так говорит.
— А нельзя ли его унять? — спросила Берта.
— Полагаю, не получится, — вздохнул я. — Это же полицейские.
Либо приставят ко мне кого-нибудь, либо арестуют по подозрению в убийстве. На
этом основании вполне могут продержать какое-то время.
Берта раздумывала минуту-другую, а затем изрекла:
— Если этот сукин сын собирается ехать с тобой, пускай
оплатит свою половину за такси.
— Мы сделаем лучше, — ответил я. — У него, по-моему, есть
полицейская машина. Так что приглашай клиента. У меня к нему разговор.
— И я послушаю, — ухмыльнулся Селлерс. — Все к лучшему.
— Когда вас ждать? — спросила Берта.
— Выезжаем, готовься! — сказал я, вешая трубку.
Селлерс все еще ухмылялся:
— Я говорил, что именно так и будет.
— Что будет?
— Что ты будешь грозить законом «Хабеас корпус», —
растолковал мне Селлерс, — выкручивать нам руки, дабы мы немного отпустили
поводок, и в конечном счете выведешь нас на всех, кого мы ищем.
Глава 9
Мы собрались в кабинете Берты: довольный своей находчивостью
Фрэнк Селлерс со свежей сигарой в зубах; Берта Кул, сверлящая окружающих
подозрительным взглядом; наконец, Ламонт Хоули, внешне невозмутимый, вальяжный,
сдержанный, но явно старающийся держаться подальше от всех неприятностей.
