— Разумеется, поинтересовались, — сказал Пэттон. — Не такие
уж мы наивные. Это был номер гостиничных апартаментов, снятых неким Оскаром
Боуманом. Про этого Боумана никто ничего не знает. Он уплатил за отель на месяц
вперед. И это все. Когда мы звонили насчет инструкций, отвечал то мужской, то
женский голос. Дорис Эшли была под нашим наблюдением около недели. Точнее, мы
держали под наблюдением ее квартиру, а еще точнее — ее машину, стоявшую у дома.
Когда она уезжала или приезжала, мы засекали время.
Когда в поле зрения появился Лэм, мы сообщили, а когда он
установил с девушкой контакт и поднялся с ней в ее квартиру, мы тоже сообщили.
Нам было приказано все бросить, послать по почте отчет и немедленно прекратить
операцию.
— Отчет отправили в апартаменты отеля в Солт-Лейк-Сити? —
спросил Селлерс.
— Нет. Послали в Колинду. На почту, до востребования, Оскару
Боуману.
— Черт побери! — выругался Селлерс. — А что насчет гонорара?
— Мы получили аванс наличными почтовым переводом. Имеется
остаток в пользу клиента. Нам было велено забыть о нем и закрыть дело.
— Иными словами, — подытожил Селлерс, — когда всплыл Лэм,
они ударились в панику и убрались?
— Не знаю, — ответил Пэттон. — Все, что знаю, я тебе
выложил.
— Кто приказал закрыть дело, когда ты звонил? С кем ты
говорил — с мужчиной или женщиной?
— Отчетливо помню, что разговаривал с женщиной.
— В таких делах, сержант, они, скорее всего,
подстраховались, — вылез я.
— Что ты имеешь в виду?
— Он мог попросить ее подождать минутку и тем временем
включить магнитофон. У них где-то имеется запись разговора.
Селлерс взглянул на Пэттона.
— Чтоб тебя черти забрали, — процедил сквозь зубы Пэттон,
глядя на меня.
— Когда-нибудь так оно и будет, — заметил Селлерс. — А пока
меня интересует, есть ли у тебя запись разговора.
— Есть.
— Давай послушаем.
— Если настаиваешь, то можешь послушать. А Лэму не дам. Мы
не обязаны раскрывать своих агентов конкурирующему агентству, особенно когда
этот малый фигурирует в деле и…
— Ты прав, — согласился Селлерс. — Я настаиваю.
И хочу сам докопаться, что к чему. Дональд, ступай погуляй.
Когда понадобишься, я знаю, где тебя найти.
Но не вздумай меня надуть! И не пробуй удрать из города.
— Значит, он подозреваемый? — оживился Пэттон.
— Значит, подозреваемый, — подтвердил Селлерс. — И еще до
того, как я разберусь с твоими архивами и досье, не исключено, что Кроха еще
больше вляпается в дело об убийстве.
Пэттон стал сама любезность.
— Проходи, пожалуйста, сюда, сержант, — пропел он. — Сейчас
достанем запись разговора. Для твоего сведения — разговор записан полностью, от
слова до слова. То есть наше сообщение о том, что в кадре возник Дональд Лэм, и
приказ немедленно прекратить наблюдение, закрыть дело, направить итоговый отчет
в Колинду, на почту, до востребования Оскару Боуману, и оставить себе весь
остаток гонорара… Все записано на пленку.
Селлерс вынул сигару изо рта.
— Исчезни, Кроха! — приказал он. — Я свяжусь с тобой, когда
понадобишься… и, может быть, черт побери, быстрее, чем думаешь. Так что если
есть какие дела, поскорее закругляйся.
Я доехал на такси до нашего агентства «Кул и Лэм», поднялся
на лифте, толкнул большую стеклянную дверь, вошел в приемную, кивнул сидевшей
за коммутатором девушке и попросил:
— Подожди минутку говорить Берте, что я здесь. Мне нужно…
— Но она, мистер Лэм, просила сказать немедленно, как только
вы появитесь.
— Ладно. Скажи, что иду.
Я прошел в дверь с табличкой «Б. Кул. Посторонним не
входить». Берта висела на телефоне.
— Итак, Дональд? — спросила она. — Что случилось?
— Все полетело к чертям.
— Что стало с этой твоей версией?
— Можно выбросить в окошко. Спустить в унитаз, — пошутил я.
— Была хороша до поры до времени.
— Не годится?
— Ни к черту не годится.
— И как же теперь?
— Хуже некуда.
— А что Селлерс?
— Слушает во все уши тех, в детективном агентстве «Эйс Хай».
— Или смотрит во все глаза?
— И то, и другое. Слушает записи телефонных разговоров. Кто
бы ни был наниматель, он ударился в панику, как только оказалось, что делом
интересуется другое детективное агентство, и приказал прекратить расследование
и закрыть дело.
— Почему?
— Именно в этом я и должен разобраться.
— Будь ты проклят, слишком во многое влезаешь! — разозлилась
Берта. — Выдвигаешь версию, подсовываешь Селлерсу. Версия летит к чертям, и ты
вместе с нею. Если бы помалкивал или сказал, что разбираться в этом деле —
забота полиции, все бы обернулось для тебя не так уж и плохо. Откуда, черт
побери, они взяли, что ты вытащил из окна труп Холгейта и сунул его в багажник
нашего автомобиля?
— Они полагают, что у меня был сообщник, — ответил я. —
Такое случается.
— Скажи на милость! — фыркнула Берта. — Сообщник должен быть
здоровее быка и… Да и кто, черт побери, может быть замешан в этом вместе с
тобой?
Я поглядел ей прямо в глаза:
— Ты.
— Я? — взвизгнула Берта.
— Ты, — повторил я.
— Что ты, черт побери, мелешь?
Я ответил:
— Я говорю о том, что думает полиция. Они состряпают дело
против меня и станут искать наиболее подходящего соучастника, того, кто
достаточно заинтересован, чтобы идти со мной до конца. И, конечно, решат, что
это ты.
— Гори оно все синим пламенем!
— Они додумаются, — заверил я ее.
— Откуда ты знаешь, что эта миссис Трои не лжет?
Она может быть…
— Она действительно сказала неправду, — подтвердил я. —
Отыскался тот преступник, который убил двоих на автобусной остановке. И вовсе
не Холгейт. Миссис Трои ошиблась при опознании. Она опознала не человека, а его
усы и одежду.
Берта нервно забарабанила по столу. На пухлых пальцах
заискрились камешки.
— Надо же! Проклятое дело!
