— И-го? — поинтересовался Гневко.
— Не стоит, — отмахнулся я, заскакивая в седло. Понимаю, что гнедой, которому ходьба по болоту понравилась еще меньше, чем мне, очень хотел догнать проводника и лягнуть полуболотника пониже спины, но коли уж мы его отпустили живым, так и калечить нет смысла.
В этой деревне мы останавливались, хотя я ее и не помнил. Столько деревень попадалось на моем пути, а уж постоялых дворов и того больше. Пейзане не бедные — дома не фахверковые, а каменные. Крыши, правда, крыты не черепицей, а соломой, смешанной с глиной, но это нормально, это дешевле и практичнее.
Я был неправ, думая, что на постоялом дворе нет суеты. Вон, хозяин с подручным выкидывают из дверей старую солому, устилавшую пол в общем зале, тащат на ее место свежую. Что ж, молодцы, готовятся к приезду принцессы.
Я въехал, спешился и повел Гневко в конюшню. Однако, на пути возник крепкий рыжебородый мужик, вставший у ворот, словно часовой, решивший умереть, но не пропустить неприятеля. Это он зря. Коли умрешь, неприятель сам пройдет.
— Ты куда прешь, морда? — рыкнул рыжебородый.
— А ты кто, конюх? — поинтересовался я.
— А какое твое собачье дело?
Что-то меня здесь неласково встречают. Может, сразу мужику в ухо дать? Впрочем, к конюхам я отношусь гораздо терпимее, нежели к остальному люду. Наверное оттого, что от них зависит благоденствие моего жеребца. Ладно, морду я ему позже набью, как уезжать стану.
— Расседлаешь, овса задашь, водичку гнедой свежую любит, — кротко сказал я, намереваясь вручить рыжему узду. — Денег за труд не спрашивай, не при деньгах нынче.
— Да куда ты… — попытался возразить мужик, но его рука уже оказалась в моем захвате. Он дернулся, было, пытаясь вырваться, но упал на колени, горестно застонал, глаза наполнились слезами. Вкладывая в помятую ладонь узду, еще раз напомнил:
— Расседлать. Напоить и накормить. — Посмотрев на перемазанные ноги гнедого, засохшую грязь на брюхе, круп, в разводах ржавой болотной тины, добавил. — И почистить жеребца не забудь. Я сейчас еду закажу, перекушу и проверю. И не вздумай грубить, руку оторву, а заодно и язык.
Конюх хотел что-то сказать, но не рискнул, предпочитая остаться с жеребцом, а не с хозяином. А вот это он зря. Гневко просто устал с дороги, но его копыта могут нанести ущерб больше, нежели мои руки.
Убедившись, что конюх, со стоном и причитанием повел гнедого в денник, отправился на постоялый двор. Но туда меня тоже не хотели пускать.
— Чего надо, бродяга?
Неужели мой вид напоминает бродягу? Ну, подумаешь, сапоги измазаны, плащ грязный, штаны тоже просятся в стирку. Странно, я по болоту не полз, а вот измазаться умудрился. И гнедой, к слову, задницей по кочкам не елозил, а перепачкался. Нет, чтобы я еще хоть когда-нибудь отправился в болото!
— И что за день такой? — вздохнул я. — Плащ мой, видите ли, не нравится. Мне бы поесть, а еще комнату для отдыха.
Хозяин вместе с помощником, видом напоминавшего вышибалу, засмеялись.
— Охренел? Сюда сейчас настоящая принцесса прибудет, а с ней свита — рыцари, а еще барон фон Скилур с самим Артаксом, — с гордостью сообщил хозяин.
А что, принцессы бывают ненастоящие?
— Ничего, они мне не помешают, — ответил я, сдерживаясь, чтобы не засмеяться. Ишь ты, с самим Артаксом.
Трактирщик с подручным удивились такой наглости, но в драку пока не вступали, решив урезонить нахала словесно.
— Слышь, дуролом, мы тут второй день чистоту наводим, понимаешь? Ну куда ты, чушка болотная прешься? Ты нам свежие полы попачкаешь, а мы только что соломы натащили.
— Есть хочу, — сообщил я. Вздохнув, спросил. — А ты что, не узнал меня?
Хозяин смерил меня пристальным взглядом. Видимо осознал, что бродяги не носят с собой мечи, а одежда, хотя и запачканная, но недешевая. Да и коня моего он видел. Такой жеребец не у каждого рыцаря.
— Морда, вроде, знакомая, — нерешительно пробормотал он. — Верно, в охранниках служишь, при купцах? А где твой хозяин? И обоз его где? А почему грязный? Сразу скажу — хрен вам нынче, а не постой, у нас люди познатнее стоят.
— При купцах… — хмыкнул я. — А если я Артакс и есть, что скажешь?
Хозяин с вышибалой переглянулись и принялись хохотать так, что из конюшни им ответила какая-то лошадь. Отсмеявшись, трактирщик протер глаза кулаком и сказал:
— Ишь, Артакс он… Да знаешь ли ты, как Артакс выглядит? Он — во! А ты? Весь грязный, словно пикша болотная и тиной воняешь. Ну, парень, ты и шутник. Ладно, хрен с тобой, я нынче добрый. Проходи, садись в уголок, накормим чем-нибудь. Напакостишь — убирать заставлю. Но как обоз во двор въедет, то не взыщи, я тебя выгоню, чтобы ты своим видом похабным нашу будущую герцогиню не пугал.
Я мысленно загрустил. Вот ведь, как бывает, когда грязная одежда не соответствует внутреннему содержанию.
Скромно усевшись в конце длинного стола, принялся ждать. Минут через пять, когда терпение уже начало иссякать, а в брюхе забурчало, дородная девка плюхнула передо мной миску с каким-то варевом. Не жабья икра и не личинки голубых мух, но выглядело противно.
— Что это? — поинтересовался я, с опаской заглядывая в миску. Нюхать вообще не рискнул.
— А сам не видишь? — ухмыльнулась деваха. — Каша перловая. Вчерашняя, правда, но если голодный, так и такую съешь. Свиньи едят, не жалуются.
— Хозяина позови, — приказал я, расстегивая плащ, чтобы тот не мешал движениям. — Я ему эту кашу в глотку забью, а то, что останется, тебе засуну…
Не стал уточнять, в какое место стану засовывать, а девка открыла рот, чтобы достойно ответить, тут же его и закрыла, увидев, что под испачканным плащом скрывался дорогой камзол и массивная золотая цепь (ее, кстати, я получил от князя в ознаменование титула ярла) тут же его закрыла.
— Бегом! — рявкнул я на служанку и та умчалась.
Нет, я бы все перетерпел, все простил, но только не перловую кашу, непригодную к употреблению даже в горячем виде, а не то, что в холодном. Сволочь, трактирщик, чем же он свиней кормит?
Ко мне тем временем неслись хозяин и вышибала с дубинкой. Чего они, нюх потеряли? Я запустил миской в рожу хозяина, а пока тот отплевывался, перехватил вышибалу за руку, отобрал кабацкое оружие и как следует припечатал жирную харю к свежевымытой столешнице, отчего та сразу испачкалась.
— Ты чем благородного графа кормишь, тварь? — рыкнул я.
— Виноват, господин граф, — пролепетал трактирщик, видя мою благородную ярость. — Не признали. Вот, как плащик с себя сняли, увидели, что вы господин Артакс. — Ткнув в бок приспешника, зашипел. — Проси прощения у благородного графа.
Вышибала, пытаясь прикрыть разбитый нос кулаком, размазал кровь, что-то залепетал.
— Мне не ваши извинения нужны, а еда.
