– Да, конечно. Это я.
– Я читала столько твоих репортажей, – пылко сказала я, чувствуя, как мои уши разве что не хлопают от возбуждения.
– Мирен. Могу я называть тебя Мирен? Да, можно? Спасибо. Я немного объясню, что у нас и как, и мы посмотрим, чем ты можешь заняться.
– Да, пожалуйста.
– Мы втроем, Саманта, Боб, и я, и теперь ты с нами, четвертая, работаем над конкретной темой. Боб – в теории главный, но на практике нет. У нас нет начальников. Мы все выбираем сюжет и докапываемся до сути. Сейчас мы занимаемся бизнесменами, которые исчезают по всей Европе. Здесь что-то странное, но об этом никто не говорит. Вот над этим мы и работаем. Как у тебя с французским? Немецким? Так вот, кроме того, у каждого есть своя тема, а то и две, над которыми придется работать самостоятельно. Какая будет у тебя? Ты уже решила?
– Эээ… нет.
– Что тебе нравится? Что тебя волнует? Ты должна забраться туда, в эту свою журналистскую головку, и погрузиться в собственные страхи. Мои связаны со свободой слова. Я боюсь того дня, когда мне не дадут высказаться, понимаешь?
– Прямо сейчас я боюсь исчезнуть, как Кира Темплтон.
– Та девочка? Ну, это хорошая тема, но сложная. Все версии уже проработаны, но… эй, если ты найдешь ее, Пулитцер твой. Хорошая мысль.
– Но… я не хочу Пулитцера.
– Ну да, все мы так говорим. Но… не стоит слишком волноваться. Это журналистика. Здесь нет ни легенд, ни гламура, одна лишь правда. Твое слово стоит столько, за сколько ты сама себя продашь. И это самое трудное, понимаешь?
Я снова кивнула. Пока мы разговаривали, у меня сложилось ощущение, что мир вокруг ускорился. По редакции бродили люди. Два редактора шли по коридору, болтая о содержании каких-то файлов, несколько человек напряженно печатали на своих компьютерах IBM, еще несколько человек отвечали на звонки и шепотом делали заметки.
– Могу я кое-что спросить? – решилась я наконец.
– Конечно. Давай. Ты смелая, хоть и юная. Ты мне нравишься.
Я восприняла это как комплимент, потому что на самом деле я очень нервничала.
– Ты действительно думаешь, что я впишусь?
– Честно?
Я промолчала, зная, что она не станет увиливать.
– Нам повезет, если ты выдержишь больше двух недель. Этот мир темнее, чем кажется.
– Ну, тогда это не проблема.
– Почему ты так говоришь?
– Потому что я такая же, – ответила я серьезным тоном, и на этот раз промолчала Нора.
Глава 45
В один прекрасный день кто-нибудь попросит тебя перестать быть собой.
1 декабря 2003
5 лет с момента исчезновения Киры
На следующий день после инцидента на складе Мирен с трудом занесла в редакцию две коробки с материалами по делу Киры и оставила их на своем столе. Было рано, и стажеры еще не пришли, поэтому она подошла к столу Норы, которая что-то быстро печатала.
– Я не хочу с тобой говорить, Мирен, – сказала та, едва заметив ее.
– Ты очень сердишься?
– А ты как думаешь?
– Прости за статью о кассете. Я должна была согласовать ее с командой, но… это было важно. Я давно ждала чего-то подобного, и это хорошая возможность обнаружить зацепку.
– Я знаю, Мирен, но мы должны были выпустить репортаж о мясной промышленности. Мы работали над ним несколько месяцев. Ты пренебрегла разрешением. Ты пренебрегла всем. Ты отправила свою статью в типографию вместо статьи команды.
– Я знаю… Мне жаль… но…
– Есть вещи, которые нельзя делать, Мирен. И ты это знаешь. Я не ожидала от тебя такого.
– Это было важно, Нора. Вдруг это поможет найти ее.
– Ты думаешь только о себе. Больше тебя ничего не волнует, да?
Мирен не ответила.
– Боб уже слышал. Он злится и сейчас разговаривает по телефону с Филом.
– Это ты ему рассказала?
– Я позвонила ему вчера в Иорданию. Иорданию! Я даже не знала, где он, он всегда где-то в том регионе, особенно сейчас, учитывая Ирак. Никто не думал, что ты выкинешь подобное, Мирен.
– Неужели репортаж о телятине нельзя отложить на день?
– Мирен, коровам в Вашингтоне дают животный корм. Это очень серьезно. Мы отправили несколько образцов в Великобританию для тестирования, и… Если все подтвердится, это может стать одним из крупнейших продовольственных скандалов в США. У нас есть преимущество, и тормозить нельзя. Я не знаю, Мирен, это был один из командных проектов. Это действительно было так необходимо?
– Я думала, вы не станете возражать. Фил остался доволен. Выпуск хорошо продавался…
– Фил и его мнение тут ни при чем. Он все еще думает о войне в Ираке и событиях на Востоке. Мы же расследуем то, что все предпочли бы скрыть. С мясом серьезная проблема, Мирен. Это называется коровьим бешенством. Если лаборатория в Великобритании подтвердит наши подозрения, все будет очень серьезно. Вот что мы делаем, Мирен. Я знаю, ты хочешь как лучше и… девочка – это твоя личная тема, но… ты не можешь тянуть нас всех вниз.
– И что будет дальше?
– Мы подали Филу официальную жалобу. Мне жаль, Мирен.
– Серьезно? Но он же не возражал. Зачем вы это сделали? Теперь… теперь ему придется оправдываться перед советом директоров, и….
– Мне очень жаль, Мирен, но… ты не оставила нам выбора.
Мирен посмотрела в сторону кабинета Фила и, увидев, что он как раз повесил трубку, решительно направилась к нему. Когда она проходила мимо своего стола, двум стажерам, которые как раз пришли, хватило одного взгляда на ее горящее решимостью лицо, чтобы не отвлекать ее приветствиями.
– Я в жопе, да? – спросила Мирен с порога.
– Мирен… ты знаешь мое мнение на этот счет. Я дал тебе зеленый свет…
– Но есть одно «но», не так ли? Я в жопе.
– Эта жалоба не понравилась совету директоров. Им очень нравится работа Боба, и эту тему они не одобрили.
– Ты же сам сказал, история с пленкой… невероятная.
– Я знаю, Мирен, но… это на грани таблоида.
– Ты вчера лично сказал мне, что ждешь от меня…
– А сегодня ты часть команды и должна учитывать это. Так у нас все устроено, Мирен.
– Фил… я просто хочу найти эту девочку. Меня взяли сюда благодаря ей. Это наш шанс.
– Совет директоров попросил нас оставить эту тему. Потому что ее поиски станут манной небесной для желтой прессы, которая тут же подхватит сюжет. И они правы, Мирен, ты видела сегодняшние газеты? Видела ток-шоу? Все только об этом и говорят, копошась в грязном белье этой семьи. Это не журналистика. Это сенсация в чистом виде. «Пресс» должна остаться в стороне. Тебя взяли за разоблачение Джеймса Фостера. Эта девочка тут ни при чем.
