Чувство вины отзывается кислятиной в желудке. Хоть эти снимки и выставлены напоказ, разглядывать их – все равно что без спроса вторгаться в чужой дом. Эти счастливые моменты не вяжутся в представлении Уэса с тем, что ему известно об Уэлти-Мэноре и его обитателях. Этому дому присуща та же мрачноватая торжественность, как закрытой ярмарке. С точки зрения Уэса, дом – это место, где громко, тесно, тепло от целой толпы народу, жара кухонной плиты и любви. А в Уэлти-Мэноре ничего этого и в помине нет.
Здесь живут призраки, а не люди.
Спустившись по лестнице, он видит в кухне Мэгги, стоящую к нему спиной. Ее длинные золотистые волосы зачесаны на макушку и скреплены черепаховой заколкой. Серебряная цепочка поблескивает на бледной шее, ниже короткой поросли младенчески мягких волос на затылке видна полоса грязи, воротником окружающая шею. Как ни странно, это зрелище приковывает его взгляд. Мэгги втягивает голову в плечи, и Уэс отводит глаза как раз в тот момент, когда она оборачивается к нему.
В одной руке у нее нож, в другой – целая курица. Пушистые белые перья разбросаны по кухонному столу, как снежные хлопья. Уэс внутренне содрогается, но продолжает непринужденно улыбаться. В глубинке Нового Альбиона живут иначе, и он твердо решил на этот раз ничего не испортить. Третья встреча – пора пустить в ход обаяние.
Уэс выдвигает стул и садится к столу. Как и все прочее в этом доме, стул протестующе скрипит.
– Спасибо, что разрешили мне остаться.
– Не за что, – смотрит она не ему в лицо, а на концы его волос, с которых срываются капли, звонко плюхаясь на кухонный стол. Смутившись, он отодвигается, убирает волосы со лба. Струйка сбегает по его шее, в этом зябком доме она холодна как лед.
Он прокашливается.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Нет.
Довольно быстро выясняется, что Мэгги настроена неприязненно. Несправедливо: ведь это ему полагалось бы говорить с ней нехотя после нападения пса. Но именно она ведет себя так, будто он для нее обуза. Он с трудом подавляет в себе порыв напомнить ей, что это она его пригласила.
– В таком случае составлю вам компанию, – весело отзывается он и, не дождавшись ответа, спрашивает: – Вы знаете, когда вернется ваша мама?
На миг она вспыхивает. Потом резким движением ножа отсекает курице голову, и ему уже кажется, что перемена в ее лице ему только почудилась.
– Через две недели.
Две недели. Не лучший вариант из возможных, но еще терпимо. Просто надо найти способ скоротать время до тех пор и сделать так, чтобы его близкие не узнали, что на самом деле его еще не взяли в ученики, как он их уверял.
– А где она?
– В исследовательской поездке.
Этот ответ звучит так отрывисто, что сразу ясно: ничего добавлять она не собирается. Уэс подыскивает другую тему.
– Я посмотрел фото на стенах наверху. Там на них ваш брат?
– Да.
– А где он? С вашей мамой?
Мэгги застывает. Солнце бликует на лезвии ее ножа. Встретившись с ней взглядом, Уэс видит, что ее глаза пусты.
– Он умер.
– О, соболезную.
Да что это с ним? Неужели он так и не сумеет сказать ей что-нибудь подходящее случаю? На несколько мгновений он теряется, чувствует себя беспомощным, а она говорит:
– У вас есть еще какие-нибудь бесцеремонные вопросы, которые вы хотели бы задать, мистер Уинтерс?
– Нет, – тихо отвечает он.
– В таком случае ужин будет в шесть.
Уэс способен по тону понять, что его выпроваживают. Равномерное «тук-тук-тук» ножа сопровождает его весь путь наверх по скрипучей лестнице.
Закрывшись в отведенной ему спальне, он ищет хоть что-нибудь, чтобы помешать мыслям стремительно нестись вниз по спирали в бездну унизительного отчаяния. Всего минута требуется ему, чтобы обнаружить на полке учебник алхимии – тот самый, уроки из которого ему задавали столько раз, что первые главы он заучил наизусть. В конце второй главы есть упражнение, так и оставшееся невыполненным, что многое говорит о том, сколько продержался здесь предыдущий владелец учебника. Упражнение на разложение бумаги средствами алхимии.
«Вырвите следующую страницу и выполните эти простые действия!»
Рядом со снисходительными указаниями – цикл трансмутации со скрупулезными примечаниями. Это основная формула нигредо, процесса разложения, – первый из трех типов заклинаний, подвластных алхимикам наряду с очищением и восстановлением. Циклы трансмутации удерживают в своих пределах энергию, задействованную в алхимической реакции, и хотя начертанные на них руны весьма специфичны, в широком смысле они позволяют алхимику подчинить эту энергию своей воле.
То ли от скуки, то ли от ностальгии, но Уэс опомниться не успевает, как вырывает по перфорации страницу и роется в ящике письменного стола в поисках мела. В первый раз, когда он пробовал это заклинание, ему потребовалось целых двадцать минут, чтобы воспроизвести весь цикл трансмутации. Но с тех пор он проделывал то же самое столько раз, что набросал на полу все построение минут за пять. Бумагу он кладет в центр и сосредотачивается, направляя все внимание в себя.
Любой алхимик, который чего-нибудь да стоит, считает себя ученым, однако в алхимии есть и нечто необъяснимое. Нечто магическое. «В самой сердцевине каждого из нас, – говаривал один из его учителей, – сокрыта искра божественного огня».
Когда Уэс представляет это пламя в своих сложенных ковшиком ладонях, они теплеют, в мыслях воцаряется полный покой. Он прижимает ладони к полу, его энергия вливается в начертанный мелом круг, бумагу охватывает белый огонь. Она темнеет, скручивается, и вскоре от нее остается лишь стойкий запах серы и кучка черного пепла. Алхимики называют ее caput mortuum, дословно – «мертвая голова», никчемные остатки предмета. Но квинтэссенция этой бумаги лежит погребенная в пепле и ждет, когда он выделит ее и использует в заклинаниях.
Обычно при удачной трансмутации он вспыхивает от благоговейного трепета, но сейчас, глядя на «мертвую голову», чувствует лишь горечь. И видит перед собой распаляющее в нем гнев своей бесстрастностью лицо Мэгги, когда она произносит: «Моя мать не выносит бездарностей».
Уэс захлопывает учебник, его лицо горит от стыда. Что вообще знает о нем Мэгги Уэлти? И вовсе он не бездарность, просто недостаточно образованный алхимик. Если кому-нибудь придет в голову оценивать его прогресс не только по тому, насколько успешно он сдает письменные экзамены или читает наизусть алхимические теоремы, он развернется вовсю. Ему нужно лишь, чтобы кто-нибудь поверил в него.
Несколько часов спустя он лежит без сна, дрожащий и беспокойный. В Дануэе ночи жаркие, иногда почти невыносимо, а здесь в оконные щели задувает пронзительно холодный сквозняк. На потолке обозначаются резкие тени, голые ветки скребут оконное стекло, словно когти. Дома он преспокойно засыпал под похрапывание матери. Под шум ссоры соседей снизу. Под голос Коллин, подпевающей гнусавому старенькому радиоприемнику в кухне. Но здесь тишина звучит слишком громко, ничто не приглушает ее, и клочок неба за окном нависает слишком низко, не заслоняемый небоскребами. Наступило новолуние, ночь темна и полна звезд, которых он раньше никогда не видел.
