Он сидит на вытертом до нитяной основы диване у них в гостиной, смотрит на стынущую чашку кофе на столе перед ним. Самая младшая из его сестер, Эди, свернулась у него на руках, как кошка, и уже дремлет. Обычно это умиляет его, если не раздражает, но сейчас он не в состоянии вызвать в себе никаких чувств, кроме смятения. Ему хочется побыть одному, но нет сил ни выставить Эди, ни терпеть ее крокодиловы слезы, если он все же попытается.
Она не отцеплялась от него с тех пор, как он переступил порог. Прошлой ночью он проскользнул в дверь с точностью и бесшумностью вора. Но когда замок предательски щелкнул, закрываясь за ним, в коридоре возникла закутанная в одеяло фигурка. Он поднес палец к губам, но едва встретившись с ним взглядом, Эди ахнула и опрометью кинулась к нему. От каждого шага тряслись снимки давно умершей родни на стенах и статуэтки целого пантеона святых.
Эди он всегда видел первой. Она всегда ждала его под дверью, когда он крадучись возвращался домой после очередного неудавшегося ученичества или гулянки. Эти ночи он особенно любил. Почти всегда он был пьян, потому и весел, и носил ее по квартире, распевая до тех пор, пока Кристина не загоняла их спать.
Эди трогает его за лицо липкой ладошкой, напугав его так, что они чуть не стукаются головами.
– Что не так? Ты такой грустный.
– Устал. Вот и все.
Она недоверчиво смотрит на него.
– Ты же проспал все утро.
Это да. Вот и он, штришок, – к чему он привык в Уикдоне. Ко всему прочему осуждение высказывает шестилетний ребенок.
– Ну, так это потому, что мне необходим освежающий сон. Знаешь, это ведь тяжкий труд – выглядеть так, как я.
– Ага, ясно.
– Да он просто жалеет себя! – кричит из кухни Кристина.
– Ничего подобного!
– Тебя опять выгнали? – спрашивает Эди.
– Вообще-то нет. К твоему сведению, я вернулся потому, что слишком соскучился по тебе, но если ты этого не оценишь, пожалуй, я выброшу тебя из окна. Или прямо в мусор. Что скажешь? – Он закидывает ее на плечо, и Эди восторженно визжит.
– А без этого можно? – говорит Кристина. – Мама спит.
Чувство вины сжимает ему внутренности.
– Извини.
Эди разочарованно фыркает. Они валятся обратно на подушки дивана, в квартире воцаряется жутковатая тишина – точнее, насколько это возможно. Тикают часы с кукушкой, шумит транспорт семью этажами ниже, где-то дальше по коридору члены семейки Макали орут друг на друга, перекрикивая радио.
А потом вдруг раздается стук в дверь.
– Откроешь? – спрашивает Кристина.
– Сойди с меня, Эди.
Она цепляется ему за шею так же упрямо, как ракушка за обшивку корабля, и проказливо хихикает, когда он, шатаясь, встает. Со стоном он высвобождается и ставит ее на пол.
– Иди помоги сестре с ужином. Если постараешься, может, получишь от нее что-нибудь вкусненькое.
Этого достаточно, чтобы убедить ее оставить его в покое. Она мчится в кухню с таким воодушевлением, что Кристина изумленно чертыхается. А ему остается лишь надеяться, что ужин не будет непоправимо испорчен. Кристина настояла на своем желании приготовить что-то особо замысловатое в честь его возвращения.
Да, надо же еще открыть неизвестному гостю.
Наверняка очередная соседка, движимая благими намерениями, – занести очередную запеканку и справиться о здоровье матери, больше некому. Представив, как придется поддерживать разговор ни о чем или отвечать на бесконечные расспросы о его будущем, Уэс готов провалиться на месте, но придется соответствовать, как всегда. Сделав глубокий вдох, он напяливает на лицо улыбку и открывает дверь.
Там Мэгги.
Даже в тусклом коридорном свете ее лицо сияет, будто осыпанное золотой пыльцой. Но выглядит оно осунувшимся, а ее глаза, как зеркальца, отражают его собственное измученное недоумение. Минуту он способен только стоять и глазеть. А потом, осознав, что надо сказать хоть что-нибудь, с запинкой выговаривает:
– М-м-мисс Уэлти? Что вы здесь делаете?
– Я не смогла разобрать телефонный номер, который вы мне оставили.
– Это… не ответ на мой вопрос.
Она отводит взгляд.
– Мне надо поговорить с вами.
Уэс прислоняется к дверному косяку.
– Должно быть, здорово вы по мне соскучились, если приехали в такую даль. Хватило бы и письма.
– У меня нет ни времени, ни желания писать вам любовные письма. – От резкого тона внутри у него все сжимается, но что это за чувство, он не понимает. – Я настроена серьезно.
Он мягко предлагает:
– Так объясните.
– Я помню, что обещала больше не просить, но, как видите, прошу. Мне приходится. Я должна увезти вас с собой обратно в Уикдон.
Меньше всего он ожидал услышать такое из ее уст. Он бросает беглый взгляд через плечо.
– Слушайте, вчера ночью я не шутил. Я не могу бросить их. Я нужен им. И вы избавились бы от трудов, если бы…
– Это выгодно и вам, – в ее голосе сквозит досада. – Весь денежный приз полностью ваш.
Полностью ваш.
Мыслями он сразу же обращается к семидесяти пяти долларам. Ему не следует даже думать об этом. Он понимает, что должен отказать ей. Но прошлой ночью он молился всем святым, какие только есть на небесах, замолвить за него словечко перед Богом, и они отозвались. Этот шанс поможет его семье удержаться на плаву и в то же время позволит ему самому осуществить мечту.
Жаль только, что они не нашли что-нибудь более… определенное. Этот план всецело зависит от ее победы и, что еще рискованнее, от его способности хоть как-нибудь пригодиться ей.
– Мне надо об этом подумать.
– Некогда думать, – от ярости Мэгги он вздрагивает. – Вам нужен был шанс стать алхимиком и помочь своей семье. Вот он.
– О-о! А кто это тут у нас?
Кристина кладет локоть ему на плечо и улыбается Мэгги так хитро, что он вспыхивает от смущения. Опять Кристина вырядилась в его обноски: крахмальную рубашку, которая сейчас белее, чем когда ее носил он, и свободные брюки на подтяжках с ее оксфордами на каблуках. Голос звучит игриво, ресницы кокетливо опущены, и Уэсу требуется вся сила воли, чтобы не раскричаться. Она делает это назло ему, никому из них в действительности нет дела до Мэгги, но все-таки. Больная тема.
Однажды, когда ему было шестнадцать, он пытался приударить за девчонкой по имени Хеди Бейкер, которая работала в каком-то крутом театре в центре. Он ждал ее каждый день после смены, чтобы проводить домой, хоть поздние приходы страшно раздражали его учителя алхимии. В огнях фойе платье Хеди сверкало и переливалось так, что стоило любой словесной порки. Однажды он пригласил ее к себе в гости перед ужином, и, едва отпер дверь, Кристина нарисовалась в коридоре с болтающимся на шее старым галстуком-бабочкой Уэса.
