– Читаю.
– А, ну ладно, мне нужна твоя помощь кое в чем, и… Э, врешь! Ничего ты не читаешь.
Уголок книги врезается ей в спину.
– Читала, пока ты не помешал мне.
– Допустим, и что же ты тогда читала? Иероглифы на стене?
– Нет.
Уэс берется обеими руками за противоположные стороны оконной ниши и с лукавым видом нависает над ней.
– Я же знаю: ты что-то прячешь. Ты вся красная.
Ее сердце чуть не выскакивает из горла.
– Ничего подобного.
– Я знал! Знал, что и ты не идеальна. Что там у тебя?
– Не твое дело.
Уэс тянется к подушке, она перехватывает его руку. Это лишь распаляет его, он вырывается, оттирает ее плечом и ухитряется вытащить из-за ее спины книгу. От восторга утратив вес, он отпрыгивает на несколько шагов и жадно вглядывается в обложку.
Смерть стала бы милостью по сравнению с этим унижением. Она закрывает лицо ладонями. Перед ее мысленным взором возникает непристойный треугольник тела, обнаженный расстегнутой рубашкой героя, и восхищение на лице героини. Она видит, как он набрасывается на нее прямо на письменном столе, рядом с алембиками и книгами, и господи, как ее только угораздило увлечься таким чтением, не подумав, что в той же комнате находится Уэс?
Она украдкой бросает на него взгляд сквозь пальцы. На его лице расплывается широченная самодовольная ухмылка.
– «Укрощение алхимика». Ха!
– У тебя что, своих книг нет? Отдай!
Уэс не слушает. Почти дурашливо он листает страницы. И за считаные секунды находит то, что искал, и отмечает обличающим жестом указательного пальца. С нарастающим ужасом Маргарет смотрит, как он пробегает глазами текст, хуже того – шевелит губами, беззвучно, но нарочито медленно проговаривая каждое слово. Его брови поднимаются все выше до тех пор, пока не скрываются под встрепанной копной волос. А когда он стреляет в нее взглядом, его глаза озорно блестят, а обнаженные в улыбке зубы сверкают, как клинок, отразивший солнечный свет.
Этот человек – демон, решает она. Двух мнений тут быть не может.
– Ну и ну, мисс Уэлти. Как неподобающе.
– Отдай, Уэс, – рявкает она и сразу же раскаивается в этом. Она допустила роковую ошибку: позволила унижению закрасться в ее голос. От этого он становится еще проказливее.
Хихикая, он присаживается рядом с ней на подоконник.
– Ну ты даешь. Никогда за миллион лет не подумал бы, что ты из тех, кто читает бульварщину.
– Это не бульварщина.
– Да? Тогда что же это? – Он прокашливается и начинает читать самым преувеличенно развратным тоном, какой она когда-либо слышала: – «Закинув ее колено к себе на плечо, он принялся покрывать поцелуями внутреннюю поверхность ее бедра, продвигаясь вверх…»
Все здравые мысли в ее голове притупляются до тех пор, пока в ней не остается лишь непрерывный визг. И ее охватывает нестерпимое желание царапать и кусать его, чего она не делала с тех пор, как была еще малышкой и один из учеников матери сломал ее игрушечное ружье. Вновь превратившись в ребенка, выросшего в лесу и дикого по своей сути, она кидается за книгой.
Уэс удерживает ее на расстоянии, вытянув руку.
– «…она издала стон…»
– Прекрати! – шипит она.
И хватает его запястье одной рукой, а книгу другой, старается вырвать ее у Уэса, в итоге оба теряют равновесие.
Уэс сдавленно чертыхается, они валятся на пол вместе. Она ударяется об половицы первой. Его локоть стукается о твердую древесину пола на расстоянии пары дюймов от ее головы. На полках дребезжит все лабораторное стекло, но ни его звон, ни тревожный лай Бедокура внизу не могут заглушить стон боли Уэса. Этот стон отдается ей в ухо, от него мурашки пробегают по спине.
Ему как-то удается удержаться над ней. Оба тяжело дышат, расстояние между их губами каких-нибудь несколько дюймов. Глаза Уэса темные и неистовые, как море. Вид совершенно ошеломленный, словно это она обидела его, уши начинают наливаться цветом спелой малины. Ерзая под ним, Маргарет чувствует, как судорожно колотится его сердце, и…
Неужели?..
В голове у нее становится пусто, она наносит ему удар коленом в ребра. Он откатывается, корчится, стараясь отдышаться, но по крайней мере перестает цепляться за книгу. Маргарет хватает ее с пола и вскакивает на ноги. Пробыв рядом с ним хотя бы еще минуту, она вспыхнет. И сделает или скажет то, о чем потом пожалеет, и этим поставит под удар робкое доверие, возникшее было между ними. Так рисковать она не может и не станет, тем более что демонстрация уже завтра.
Уэс приподнимается на локтях и окидывает ее взглядом, от которого она почему-то вдруг чувствует себя могущественной. Такого оружия она не желала, как обращаться с ним, она не знает.
– Ладно, ладно, сдаюсь.
Краем глаза она видит ярко вспыхнувшую серебристую искру. На лице Уэса отражается беспокойство. А потом стрела, которую он нарисовал на столе, начинает тлеть – не с характерным запахом алхимии, а от возгорания.
– Хм… – он кашляет. – Надо проверить…
Она молча кивает, слишком опасаясь, что голос может выдать ее.
Весь остаток дня, пока Маргарет упражняется в стрельбе, гоняет Отблеска и муштрует Бедокура, скользкий и страшный сгусток напряжения сидит у нее внутри. Из-за Уэса и надвигающейся демонстрации она как натянутая струна, готовая лопнуть. Но потом ночь окутывает усадьбу, Маргарет остается одна в своей надежной постели и поддается желанию сбросить это напряжение. Обычно она, просовывая руки между бедрами, не думает ни о чем и ни о ком конкретном.
Но сегодня у нее в мыслях Уэс.
Она думает о том, что могло случиться, если бы она прижалась к нему низом вместо того, чтобы отстраниться. Думает о его встрепанных волосах, голых руках, о прикосновении жестких шероховатых ладоней. Вспоминает, каким было выражение его лица, пока они лежали, сплетясь вместе. Он выглядел так же, как в тот момент, когда она выстрелила той ни на что не годной пулей. Словно его вдруг осенило, и он впервые все отчетливо понял. Под замешательством было скрыто кое-что еще, разгорающееся жарче алхимической реакции. Голод.
17
Демонстрация начинается на следующий день, независимо от того, готов к ней Уэс или нет.
Еще один типичный день для Уикдона – холодный, с явным обещанием дождя. Серебристая дымка вьется между стволами секвой у самой земли и окутывает лес серыми клубами. Шагая в город, Уэс смотрит прямо перед собой и ровно дышит, пересиливая нарастающее беспокойство. Куда бы он ни взглянул, везде ему мерещатся пустые белые глаза хала, ввинчивающие в него взгляд.
Он проснулся на рассвете и все утро наблюдал, как Маргарет испытывает его новые разработки. Сонный, тихонько пристроился на веранде со своим кофе, нарочно стараясь не встречаться с ней взглядом и не замечать, как в свете раннего утра золотятся ее волосы. Каждая выпущенная ею пуля вонзалась точно в поваленное дерево. Ствол разлетался от удара, извергая сок и щепки, как вскрытый ланцетом нарыв. Пули срабатывали более-менее так, как он рассчитывал, но недоставало пиротехнических эффектов. Он зарядил алхимией идеально убойную, но отнюдь не поражающую великолепием пулю.
