– Я знаю, ты любишь свою мать, и знаю, что она по-своему любит тебя. Но есть и множество других людей, которые тоже тебя любят. – Миссис Рефорд тянется через стол и накрывает ладонью сжатый кулак Маргарет. – Надеюсь, ты об этом знаешь.
– Знаю, – лжет она.
С глазами, полными невыразимой печали, миссис Рефорд убирает руку.
Маргарет видит, как за окном Отблеск успешно избавил Уэса от пиджака. Вцепился в него зубами и торжествующе мотает головой. Уэс кричит что-то, но отсюда не разобрать, умоляюще тянется за мокрым, обмякшим пиджаком.
– Этот парень… нечто, правда?
– Да, – негромко отзывается Маргарет. – Так и есть.
– Схожу впущу его.
* * *
Спасенному от мерина и впущенному в дом Уэсу миссис Рефорд предлагает полотенце и спальное место на диване. Он жизнерадостно съедает остывшую похлебку Маргарет, заполняя молчание праздной болтовней до тех пор, пока под ее напором не поддается приобретенный с опытом скептицизм миссис Рефорд. Вот и пала еще одна жертва его обаяния – правда, на этот раз Маргарет не столько раздосадована, сколько довольна, что он понравился еще одному человеку, постоянно присутствующему в ее жизни. С воодушевлением ухватившись за такую возможность, миссис Рефорд задает ему один предельно прямой вопрос за другим, пока не удовлетворяется рассказом о его семье, его стремлениях и достоинствах Уикдона в сравнении с Дануэем. После этого они продолжают разговор, как давние друзья. Миссис Рефорд хохочет до слез, пока не приходит ее очередь заступать на службу в пабе.
Взявшись за дверную ручку, она оглядывается через плечо и впивается в каждого из них долгим взглядом.
– Я буду внизу, но у меня повсюду есть уши. Это я тебе говорю, Уэстон.
– Не волнуйтесь. Я о ней позабочусь.
Миссис Рефорд таращит глаза в безмолвном предостережении.
– Да уж надеюсь на это.
Дверь за ней закрывается, они остаются вдвоем.
Маргарет устраивается на диване, укрываясь одеялом до подбородка. Усталость двух последних дней гнетет ее, ей все еще кажется, что она до сих пор не выбралась из глубин «эпизода», пережитого в пещере. Холод так и не покинул ее кости, стена густого тумана по-прежнему отделяет ее от остального мира.
Онемевшие пальцы она прижимает к ключицам; кажется, будто у нее на груди лежит чужая рука. Ей трудно понять, как можно жить в центре Уикдона. Даже тишину здесь не назовешь тихой: снаружи постоянно шумит прибой, барабанит дождь, болтают туристы на улицах.
– Маргарет… – Уэс присаживается рядом с ней на корточки. Протягивает руку, словно хочет отвести волосы с ее лба или приложить ладонь к ее щеке. Но в конце концов он хватается за собственное колено. – Как ты, ничего?
– Со мной все хорошо.
– Хочешь, поговорим об этом?
Об этом. Не о хала. И даже не о том, что случилось с Мэттисом. А о ее матери. О нем. Но как приступить к объяснениям своих ощущений, не отпугнув его? Как решить, что лучше для нее, если все, чего она хочет, причинит ей боль?
– Нет. Хочу спать.
– Ладно, конечно. Сейчас погашу свет.
Он проходит по комнате, щелкает выключателем. Свет гаснет, Маргарет глубже зарывается в подушки. Пружины впиваются ей в спину и стонут под ее весом, но она так устала, что ей кажется, будто она уснет сразу же, едва закроет глаза.
Уэс плюхается на диван напротив ее ложа и поворачивается на бок. Даже в темноте видно, как по-кошачьи блестят его глаза. Свет уличных фонарей мягко просачивается в комнату, расчерчивает ее золотистыми полосками. Они лежат так близко, что она могла бы протянуть руку и дотронуться до него, если бы захотела. Привыкнув к освещению, она замечает на его лице озабоченность.
– Этой пули недостаточно, – говорит он.
– Ее же хватило в тот раз, раньше.
– Раньше, но не теперь. Вряд ли она убьет хала. Вообще-то я точно знаю, что не убьет. И если у тебя нет другого способа убить его, тогда все напрасно.
Ее сердце чуть не выскакивает из горла. Нет, он ошибается. Его пуля должна сработать. Должен же быть еще какой-то способ. Его просто не может не быть, иначе то, что случилось с Ивлин, повторится опять, с Уэсом. Маргарет чувствует, как вновь соскальзывает в ледяные воды страха.
– Не могу об этом говорить. Не сейчас.
– Понимаю. Извини, – он переворачивается на спину и вздыхает. – Просто никак не могу перестать думать, что было бы, если бы пострадала ты.
– Но ведь этого не было.
– Слабое утешение.
– А это и не утешение. Просто так уж получилось.
– Иногда я тебя не понимаю. Честно говоря, почти всегда.
Маргарет улыбается, и от этого ему, кажется, становится легче.
– Извини за беспокойство.
– Незачем. Пожалуй, ты права. Так уж получилось. Но дело в том, что моя работа до сих пор не закончена. Я могу лишь стараться изо всех сил и к концу следующей недели намерен найти решение для тебя. Клянусь, – он протягивает руку через пространство, разделяющее их временные постели, словно ждет, что она пожмет ее.
– Что это?
– Обещание.
– Не смеши.
– Вообще-то, я совершенно серьезен.
Маргарет берет его за руку. По сравнению с ее ладонью она гладкая и не загрубелая от работы. Отдернуть руки ни он, ни она не спешат. Она видит его лицо в мягком рассеянном свете, но все равно не может догадаться, о чем он думает. Уэс ослабляет хватку лишь настолько, чтобы опустить большой палец, провести им снизу по ее запястью. От ощущений у нее перехватывает дыхание – так бережно он поглаживает ее руку. Интересно, сознает ли он сам, что делает. Но еще интереснее другое: сознает ли он, что творится от этого с ней.
– Миссис Рефорд говорила, что у нее всюду уши, – напоминает она.
– И что? – Опять она видит блеск его темных глаз. Под его пристальным взглядом вспыхивает знакомый жар у нее глубоко внутри. – Ничего же не происходит, нечего ей подслушивать.
Он дотрагивается до нее с возобновившимся усердием, каждое прикосновение его большого пальца легкое, как перышко, и она невольно вздрагивает, когда от них у нее по спине пробегают мурашки. Прислушиваясь к внезапным сбоям его дыхания, она уже не может убедить себя, что лишь ей одной почудилось, что его пальцы касаются не только ее руки.
– Нечего. Наверное.
– Хочешь, перестану? – Сам по себе вопрос игривый, но тон искренне обеспокоенный.
Если он перестанет, к ней вернется способность рассуждать здраво. Но тогда он больше к ней не прикоснется, а это почти невыносимо. Не доверяя своему голосу, она судорожно встряхивает головой.
Его палец прижимается к ее руке чуть выше изгиба косточки на запястье. Он притягивает ее руку ближе к себе, и она чувствует овевающее ладонь тепло его дыхания. Губы зависают над самой жилкой, где бьется пульс, и этот момент она ощущает так, будто вот-вот нажмет спусковой крючок своего ружья. Кровь шумит в ушах, сердце колотится о грудину, дыхание замирает в наивысшей точке вдоха.
