<Я протянул двадцать лет до того, как меня убили, – сказал Искандр. – Может, ты протянешь дольше>.
Может. А потом вспомнилось, как Три Саргасс сказала: «Если бы ты была одной из нас, я бы все равно тебя хотела», – и вернулся отголосок того всеохватного гнева: ей не быть тейкскалаанкой, даже если она останется, даже если сделает все, что делал Искандр. Ей не быть той, кто может, как Три Саргасс, играть с речью и рифмами на поэтических конкурсах. И ей никогда об этом не забыть.
– Думаю, – сказала Махит вслух, как только Три Саргасс отсмеялась и позволила Махит коснуться ее щеки, очень нежно и всего лишь раз, – что тебе надо стать вторым младшим секретарем министра информации. Ты слишком интересная для нашей работы, Три Саргасс. Поступи так, как и планировала поступить с самого начала: пройди по мне как по ступеньке на пути тщеславных амбиций. И становись опять поэтессой.
– А что без меня будешь делать ты? – спросила Три Саргасс. Это был ее единственный протест.
– Что-нибудь придумаю, – ответила Махит.
Последствия
Оказалось, поверхностной красотой возможно пресытиться, особенно если эту красоту оживляют коллективный траур и глубокая ксенофилия: коронацию императрицы Девятнадцать Тесло, Чей Приход Озаряет Нас Подобно Блеску Ножа, Ее Сиятельства Повелительницы всего Тейкскалаана Махит запомнила в основном чередой ошеломительных снимков. Процессия, петляющая по Городу, отображенная и повторенная на каждом экране. Сотня тысяч Солнечных на марше, на коленях пред белыми туфлями императрицы. Алгоритм перестроился – или просто признал право Девятнадцать Тесло на власть над империей. Сам Город осветился золотым, красным и насыщенным темно-пурпурным, расцветал, расцветал. Погребение обескровленного тела Шесть Пути, преданного земле, чтобы гнить. Панегирик за панегириком; новые поэты на каждом углу. Скопление солдат – молодые тейкскалаанцы шли добровольцами на будущую войну с инопланетянами, один за другим. Иногда пели на ходу.
Появились две новые песни со строчкой «Я копье в руках солнца». Одна – элегическая и красивая, ее исполнил хор, когда на чело Девятнадцать Тесло возложили великую императорскую корону. Другая – скабрезная и непристойная, основанная на тейкскалаанском каламбуре, который Махит поняла бы, даже если бы изучала язык не больше года: тут любой поймет, что «копье» можно истолковать множеством способов.
Эту песенку Махит запомнила. Не запомнить было просто невозможно.
Запомнила Махит и то, что лицо Девятнадцать Тесло не изменилось ни разу – ни во время погребения, ни во время коронации. Не запомнить было просто невозможно.
* * *
Как только Город выдохнул достаточно церемоний и больше походил на согнувшегося пополам бегуна, который пытается совладать с болью в легких, пошли, как грибы после дождя, маленькие похороны: с каждым днем все больше объявлений, одни шли с инфокартами, другие – по общественным новостным трансляциям. Во время бунта, согласно официальным данным, погибло триста четыре гражданина; Махит подозревала, что число занизили на порядок.
На похороны Двенадцать Азалии она пришла в своем лучшем траурном платье – черном в честь бездны меж звездами, в лселском стиле, а не красном в честь отданной крови, как у тейкскалаанцев. Тела не было. Тело он пожертвовал медицинскому колледжу – настолько в его стиле, что даже до слез. Был только кенотаф, с очаровательным глифом его росписи, размещенный в стене министерства информации рядом с сотнями других: все принадлежали асекретам, погибшим на службе министерству.
Там она видела Три Саргасс и слышала, как та читает поэму в честь Двенадцать Азалии: резкую, мрачную вещь, жестокую в своей скорби. Эпитафия мирам, вырванным из небес, несправедливости. Всем бессмысленным смертям. Это было великолепно, и Махит ощутила… угрызения совести, представляя, сколько бессмысленных смертей еще ждет впереди. Сколько тейкскалаанцев с песнями записываются в легионы.
Скольких планет они коснутся, сколько планет они пожрут.
* * *
Тело Искандра она сожгла – так просто было наконец-то послать запрос в Юстицию, подписанный и запечатанный на стике, адресованный икспланатлю Четыре Рычагу, патологоанатому. Тем же вечером в апартаментах ожидал ящичек. Размером с ее ладонь, полный костей и полумумифицированной плоти, обращенных в прах.
«Хочешь, я попробую на вкус?» – спросила она имаго, его удвоенную странность.
Очень долгая пауза.
<Это может быть вредно. Из-за консерванта>, – только молодой Искандр, первый. Ее. А затем: <Дождись, когда тебе не надо будет спрашивать>.
Только старый Искандр, помнивший смерть. Махит задумалась, когда же настанет этот переломный момент, после которого ей не захочется перестраховываться на случай, будто она подводит свою имаго-линию, и отложила ящик с прахом.
***
С императрицей она встретилась не в императорских покоях во Дворце-Земля и не в офисном комплексе Девятнадцать Тесло во Дворце-Восток. Последний, полагала Махит, закрыт.
Встретились они перед самым рассветом на площади перед Юстицией, у пруда, полного темно-красных плавучих цветов. Махит разбудил императорский слуга в сером, постучавший в дверь, и теперь ей отчаянно хотелось кофе, или чая, или хотя бы старой доброй кофеиновой таблетки. Девятнадцать Тесло выглядела так, словно сон – для обычных людей, не для императоров. Это ей шло; или лицо начинало привыкать. Новое ощущение пустоты, сосредоточенность недреманных глаз.
– Ваше сиятельство, – сказала Махит.
Они сидели на скамье. С ними была одна охранница, без облачной привязки, с огнестрельным оружием. Девятнадцать Тесло сложила ладони на коленях.
– Я уже почти привыкла, – сказала она. – Что меня зовут «ваше сиятельство». Думаю, когда окончательно привыкну, это будет означать, что он действительно умер.
– Никто не мертв, – аккуратно ответила Махит, – если не забыт.
– Это из лселских писаний?
– Скорее из философии. Практичность.
– Полагаю, иначе вам нельзя. Учитывая, что мертвые всегда с вами, – Девятнадцать Тесло подняла руку, уронила. – Мне его не хватает. Не могу и представить, каково было бы жить с ним в голове. Как ты принимаешь решения?
Махит с силой выдохнула. Искандр в разуме был весь доброта, теплота, смех.
– Мы спорим, – сказала она. – Чуть-чуть. Но в основном соглашаемся. Мы… мы бы не подходили друг другу, я бы не стала его преемницей, если бы мы не соглашались.
– Мм, – тут Девятнадцать Тесло надолго затихла. Ветер шуршал лепестками красных цветов: широкое ограниченное море. Небо просветлело от темно-серого к светло-серому, позолоченное там, где солнце прожжет облака.
Когда Махит больше не могла вынести молчания, она спросила:
– Почему вы хотели со мной встретиться? – почтительное обращение она опустила. Оставила предложение простым: почему ты, человек, хотела встретиться со мной, другим человеком?
