– Я заметила, – сухо сказала Махит.
– Так что доверие целиком зависит от того, что ты хочешь ему поручить. Что ты хочешь ему поручить?
– То, что ему наверняка понравится, потому что это требует и хитроумия, и театральности. И… секретности. – Махит показала на инфографические экраны, а потом на свои уши.
– Ну, значит, он будет рад. Чем бы это ни было. Но не могу тебе ответить, согласится он или нет, раз я не знаю, о чем речь.
– Этот список сообщений, с которым я работаю, он же на твоей облачной привязке, верно? А доступ к привязке есть только у владельца.
– Или у того, кто ее надел, – сказала довольная Три Саргасс. – Кажется, я поняла. Верни, когда закончишь.
Написать сообщение для лселского посла и отправить его себе же было довольно тривиально. Махит писала глифы пальцами по спроецированному с привязки экрану, видному только ей: «Двенадцать Азалия должен вернуться в морг и извлечь аппарат, который мы обсуждали». Затем сняла привязку Три Саргасс, проморгалась, когда к ней вернулась вторая половина зрения, и отдала.
– Он нужен для тебя? – спросила Три Саргасс, пробежав глазами текст.
– Нет, – сказала Махит. – У меня есть свой, а кроме того, от него уже нет пользы – он записывает тление и больше ничего.
– А он может записывать что-то еще?
Махит задумалась.
– Если правильно установлен – возможно? Не уверена. Я правда не икспланатль, Три Саргасс.
– Мм. Хорошо, уверена, Двенадцать Азалия согласится, и даже будет помалкивать, но… – она пожала плечами.
– Но что?
– Ты будешь ему должна. И еще он наверняка его разберет и составит чертежи. Скажет тебе, что только ради собственного любопытства, и даже не соврет. Из-за его любопытства мы раньше и влезали в половину неприятностей.
– А как, – спросила Махит, улыбаясь вопреки себе, – вы влезали во вторую половину?
– Я заводила дружбу с ужасно интересными людьми, у которых ужасно сложные проблемы.
– То есть ничего не изменилось. – Махит чуть не рассмеялась; снова ощутила абсолютную опасность веры, что Три Саргасс – ее друг настолько же, насколько ее другом может быть станционник.
– Я же сказала, ты моя первая варварка. Что-то да изменилось.
Вот так раз – и все. Непреодолимый разрыв. Может, не будь Махит послом, познакомься они на поэтическом конкурсе в какой-то другой жизни, где Махит не досталась имаго-линия Искандра, зато она выиграла туристическую визу и стипендию, – может, в той жизни она могла бы поспорить насчет варварства. Рассказать Три Саргасс больше о том, что чувствует на самом деле.
– Пожалуй, любопытство Двенадцать Азалия – приемлемый риск, – сказала Махит. – Учитывая, что я уже один раз рискнула ради дружбы с тобой.
Двенадцать Азалия с чертежами – это все же лучше, чем кто угодно другой – с самим имаго-аппаратом. Махит как-нибудь добудет у него чертежи – потом. Потом, когда не будет в ловушке в апартаментах Девятнадцать Тесло. Когда не придется – каким-то непонятным образом (и как это получилось у Искандра? и не поэтому ли он погиб?) – предотвращать захват родной станции Тейкскалааном. Потом, когда не будут мешать мысли о чересчур довольном виде Три Саргасс.
* * *
Вернувшись поздно вечером в просторный кабинет, где она ночевала, Махит заметила, что ей пришла новая почта.
В маленькой миске перед дверью лежали три инфокарты: анонимно-серая – явно от Двенадцать Азалии с ответом на ее просьбу, а вторая – еще не попадавшегося оттенка: какой-то металл типа меди, запечатанный белым сургучом – цветá костюма Три Саргасс. Должно быть, министерство информации наконец соизволило ответить, кто же проследил, чтобы новый посол Лсела прибыл как можно скорее после того, как закончил работу – Махит с иронией покачала головой – предыдущий. Последний стик тоже был серым, помеченный липким черно-красным ярлыком – внепланетное сообщение. С забившимся сердцем Махит спросила себя, не отправила ли Декакель Ончу очередное сообщение покойному Искандру; не активирована ли вторая доставка каким-то событием, о котором Махит еще неизвестно, чем-то похитрее, чем вход в электронную базу данных лселского посла. Она взяла ее из миски и обнаружила, что под ней кто-то оставил еще не виданное ею растение. Стебелек деликатно обернули вокруг стика, но теперь он лежал на дне петелькой из блестящих серо-зеленых листьев с единственной глубокой чашечкой белого цветка.
Махит подняла и его. Свежесрезанный, сочащийся беловатым соком, попавшим на инфокарту министерства информации и липнущим к пальцам. В апартаментах Девятнадцать Тесло ей не встречалось ничего подобного – да и во всем городе, полном цветов всех форм, расцветок и видов, – и все же его срезали не раньше пятнадцати-двадцати минут назад.
Она поднесла его к носу, чтобы принюхаться.
– Нет, – сказала Девятнадцать Тесло – приказ хлестнул так, как Махит еще от нее не слышала. Она выронила цветок обратно в миску. Там, где прилип сок, пальцы горели огнем. Обернувшись, она увидела Девятнадцать Тесло в арке в конце коридора и поняла, что не представляет, сколько она уже там пробыла. Или пришла только что.
– Вдохнула? – спросила эзуазуакат, подходя к Махит. Ее лицо выражало больше, чем когда-либо видела Махит, губы – перекошенные и напряженные. Словно прямо на глазах таяла маска. Покалывание в пальцах превращалось в боль.
– Нет, вроде бы нет, – ответила она.
– Покажи руку, – бросила Девятнадцать Тесло, словно солдату или непослушному ребенку, и Махит подчинилась. Та взяла за запястье – на костях сомкнулось кольцо куда более темных пальцев, словно она схватила змею за шею. Касание должно было быть теплым, но Махит почувствовала лед. Там, где она держала цветок, вытянутые пальцы раскраснелись и прямо на глазах шли волдырями.
– Ну, без руки не останешься, – сказала эзуазуакат.
– Что?
– Идем. Надо убрать сок раньше, чем ты коснешься своего тела. Или отомрут нервы, – не отпуская запястье, она потащила Махит за собой по коридору.
– Что это за цветок?
– Очень красивая смерть. – Они свернули за угол, в дверь, которая всегда была закрыта для Махит, но раздвинулась перед жестом Девятнадцать Тесло, и тут резко обнаружилось, что ведет дверь не иначе как в собственную спальню эзуазуаката. Махит уловила краем глаза узел незаправленных белых простыней, стопку инфокарт и кодексов на чистой стороне кровати, а потом Девятнадцать Тесло затянула ее в личную ванную.
– Держи руку над раковиной, но воду не включай, – сказала она. – От воды токсин только распространится.
Махит послушалась. Волдыри на пальцах были надутыми, прозрачными, как стекло, кожа начала лопаться. Казалось, будто рука горит, саднящая боль ползла к запястью, как когда-то электричество Города метнулось к Три Саргасс. Она все еще пребывала в шоке, чтобы почувствовать что-нибудь, кроме отдаленного ужаса. Кто оставил цветок? Как он попал в запретный сад, то есть в офисный комплекс эзуазуаката? Кому-то пришлось бы его принести – причем меньше двадцати минут назад, цветок так и истекал соком, – тут прямо на глазах лопнул волдырь на указательном пальце, и она выпустила сквозь зубы тихий беспомощный вскрик.
