– Я не он, – сказала Махит. Села на кресло, придвинутое к дивану. Некоторые «рассветные лампы», заметив присутствие еще одного живого человека, послушно пролили свет и на нее.
– Эзуазуакат уже доложила, что ты это говорила.
– Я не лгу, ваше величество.
– Нет. Не лжешь. Искандру не понадобилась бы чужая помощь в преодолении бюрократов.
– Прошу прощения, – начала Махит отважно, в качестве панацеи от ощущения, будто она вот-вот захлебнется. – Должно быть, трудно встретиться с преемником вашего друга. На Лселе для передачи имаго-линии существует психологическая поддержка.
– Неужели, – сказал император. Не столько вопрос, сколько приглашение продолжать.
Махит не была дурой и понимала, как собирают данные. Знала, что она ранена, вымотана, ошарашена культурным шоком, какому не видно конца, и беседует с человеком, который повелевает четвертью галактики, пусть и понемногу умирает; так и хотелось расколоться, как яйцу, и разлиться словами. Даже не имело смысла задумываться, какую роль сыграла хорошая техника допроса, а какую – отголосок доверия в лимбической системе.
– У нас есть давняя традиция психотерапии, – сказала она и осеклась, резко, словно прикусила язык. По предложению за раз.
Император рассмеялся – легче, чем она ожидала.
– Могу представить, как это необходимо.
– На основе впечатления об Искандре или обо мне?
– На основе моего впечатления о людях, из которых вы с Искандром – лишь одно любопытное аномальное подмножество.
Махит приняла укол с улыбкой – слишком широкой, по ощущению близкой к улыбке Искандра – и растопырила пальцы в том же тейкскалаанском жесте, что показывал Двадцать Девять Мост.
– И все же в Тейкскалаане нет сравнимой традиции.
– Ах, посол Дзмаре… ты с нами всего четыре дня. Возможно, ты что-то упустила.
Причем немало всего, не сомневалась Махит.
– Я бы с интересом послушала о тейкскалаанских методах борьбы с психологическим стрессом, ваше сиятельство.
– Не сомневаюсь. Но не поэтому ты так настаивала на этой встрече.
– Нет.
– Нет. Тогда прошу, – сказал Шесть Путь. Сплел пальцы. Его костяшки распухли от возраста, покрылись глубокими морщинами. – Рассказывай, куда, по-твоему, мне следует отправить армию.
– Почему вы так уверены, что я пришла просить об этом?
– Ах, об этом меня просил Искандр. Значит, вы настолько отличаетесь? Тебя больше заботит какое-то другое дело, нежели собственная станция.
– Это единственное, о чем он просил?
– Конечно, нет. Но только на это я согласился.
– И согласитесь снова, если попрошу я?
Шесть Путь как будто с бесконечным терпением окинул ее взглядом – разве у них не всего полчаса, неужели не удастся потом сбежать, ныли от неподвижности мускулы со стороны, где придавило упавшей стеной, и она чувствовала, как ее сердцебиение пульсировало в ранах на руке, – и потом пожал плечами. Движение почти что затерялось в сложном крое лацканов.
– Мне любопытно, ты ошибка или предупреждение, – сказал он. – Это полезно знать прежде, чем я тебе отвечу. Если ты можешь сказать.
Должно быть, он имел в виду «ошибка имаго-процедуры». Намеренно или случайно получилось так, что она не Искандр. И если по ошибке, то не по намеренной ли – император знает о саботаже? Не может быть. Не знает, раз спросил, ошибка она или предупреждение. Махит вдруг резко представила выражение Шесть Пути на лишенном морщин детском личике Восемь Антидота. Та же терпеливая расчетливость. Дитя – девяностопроцентный клон: с возрастом его лицо станет этим, учитывая мышечную память. Сама мысль показалась отвратительной. Ребенок не выдержит имаго. Он утонет в старшей памяти; у ребенка едва ли есть собственное «я». Возможно, этого и хотел Шесть Путь.
– Будь я ошибкой, – ответила Махит, – которая демонстрирует непредсказуемость передачи имаго, я бы точно об этом не сказала.
«А если я предупреждение, то и сама об этом не знаю». Она закрывалась от этого – нельзя задумываться над этим здесь, даже одно дуновение идеи, приправленное тайными посланиями от Ончу к мертвецу, приводило в ярость. Что Лсел отправил ее с изъяном, только чтобы что-то там доказать Шесть Пути, отправил опровержение, поломку, – но не время для гнева. Не сейчас. Она наедине с императором.
– Значит, ты мне это продемонстрируешь? – спрашивал он в это время.
– Полагаю, у меня не было бы выбора, – сказала Махит. – Так что, выходит, вам решать, ваше лучезарное сиятельство, что я такое.
– Возможно, я буду дальше следить за твоими действиями. – Когда он пожал плечами, солнечные лампы вокруг плеч повторили движение, словно они вместе – единая машина, система куда больше одного человека, но подчиненная человеческой воле. – Скажи мне одно, посол Дзмаре, прежде чем мы вернемся к переговорам и ответам. Ты несешь имаго Искандра – или ты воспоминание кого-то другого?
– Я Махит Дзмаре, – ответила она, и показалось, словно это ложь через умолчание, маленькое предательство Лсела, так что она продолжила: – И я никогда не носила ничье имаго, кроме Искандра Агавна.
Император заглянул ей в глаза, словно распознавал, кто там за ними, не позволяя ей отвернуться. Махит подумала: «Искандр, если вообще может быть момент, когда ты решишь со мной заговорить…»
Представила, как он скажет: <Здравствуй, Шесть Путь>, – сухо, с насмешливой отстраненностью, полный узнавания. Она в точности знала, с какой интонацией он это скажет.
Но не сказал.
– Когда мы обсуждали семейства Западной Дуги и как поступить с их требованиями об эксклюзивной торговле, каким было твое мнение? – спросил император.
Махит не представляла, что на этот счет думал Искандр. Ее Искандр встречался с императором только в свете, еще не поднялся в его глазах до того, чтобы давать советы в политике.
– Это было до меня, – уклонилась она от ответа.
За ней все еще наблюдали. Оценивали. Глаза императора были настолько темно-карими, что почти черными, с облачной привязкой в виде облегченной сетки из почти невидимого стекла, – так и хотелось сплести руки на коленях, чтобы они ненароком не затряслись. Но тогда будет слишком больно.
– Искандр, – сказал император, и на какой-то миг Махит не знала, то ли он обращается к ней, то ли продолжает рассказывать о ее предшественнике, – представлял немало доводов и многое предлагал, чтобы отговорить меня от экспансии. Увлекательное зрелище – столь знакомый с нашим языком разум изо всех сил убеждал поступить наперекор тысячелетиям нашего успеха. Мы провели в этой комнате немало часов, Махит Дзмаре.
– Это честь для моего предшественника, – пробормотала Махит.
– Ты так думаешь?
