– Восхитительно, – сказала Махит. – Сплетни.
– Не это, – сказала Три Саргасс. – Это еще ладно. Даже на пользу твоему… бренду. Посмотри на заголовок – вот что я хотела показать.
«СОИМПЕРАТОР ВОСЕМЬ ВИТОК ДЕЛАЕТ ЗАЯВЛЕНИЕ О НЕЛЕГИТИМНОСТИ ЗАХВАТНИЧЕСКОЙ ВОЙНЫ», – гласили глифы.
– Хм, – сказала Махит. – Дай-ка? С этой стороны я и не ожидала публичного возмущения…
Двенадцать Азалия отдал лист. Махит дочитала: заявление Восемь Виток было коротким, усеяно непроницаемыми отсылками к тейкскалаанским прецедентам и составлено в виде нерифмующегося политического стиха, чего и следовало ожидать, учитывая, что автор – глава Юстиции; но через некоторое время Махит все-таки разобралась, к чему клонит Восемь Виток.
Хотя право объявления войны целиком принадлежало императору (естественно), войну за расширение по закону требовалось «начинать в атмосфере идеальной безмятежности», то есть – если Махит правильно понимала канцелярский язык, – когда Тейкскалаану ничто не угрожает и можно спокойно отправлять флот на завоевания.
– На какую угрозу она намекает? – спросила Махит. – И почему она теперь заявляет, будто Шесть Путь не компетентен для ведения войны? Разве они не росли вместе?
«Разве они не союзники?»
Три Саргасс пожала плечами, но с таким видом, будто ей вручили любимый подарок: головоломку.
– Она не говорит прямым текстом, что для благополучия империи существует открытая угроза, – хотя слухи, будто в этом году какие-нибудь инопланетяне вторгнутся в человеческий космос, ходят всегда. Она просто говорит, что его сиятельство не доказал, что угрозы нет. Не то чтобы осуждение его оплошности, а скорее намек, что он забыл о чем-то важном, о чем стоило бы подумать. Будто он больше непригоден для управления, раз не помнит о таких вещах…
– Не нравится мне это, – добавил Двенадцать Азалия. – Как-то это коварно.
И правда коварно.
– Это она послала за мной, – сказала Махит. – Вот вам еще факт. Это Восемь Виток затребовала нового лселского посла, как только умер Искандр.
– Был убит; все нормально, мы в курсе, – сказала Три Саргасс.
– Убит, – согласилась Махит. – Но, так или иначе, послала за мной она, а теперь начала вот это, и я хочу повидаться с ней лично.
Три Саргасс хлопнула в ладоши.
– Ну, – сказала она. – До приема в министерстве науки – а он завтра – нас больше нигде не ждут. Раз нельзя вернуться к тебе в апартаменты и раз ты вряд ли торопишься снова просить помощи у эзуазуаката…
– Пока не найдется причина получше, чем душ и настоящая кровать, – сказала Махит. – К вечеру, впрочем, я могу и передумать.
– Тогда почему бы не отправиться прямиком в офис Восемь Виток?
– Мы спали в саду, а теперь вторгаемся в Юстицию? – жалобно спросил Двенадцать Азалия.
– Ты можешь идти домой, Лепесток, – сказала Три Саргасс. С той же интонацией, что была и в намеке Восемь Виток: «Можешь идти домой, но тогда ты нас подведешь».
Двенадцать Азалия встал, отряхнул свой несчастный костюм.
– О нет. Это нельзя пропускать. Даже если там меня начнет допрашивать Туман, зачем я лазил в морг. А может, они даже и не знают, что это был я.
* * *
Видок у них был еще тот, подозревала Махит: два чиновника из министерства информации и варварка, все помятые и в зеленых пятнах; одна – с длинной прорехой на рукаве после борьбы с жуткой иглой Одиннадцать Ели (то есть она) и один – с такой внешностью, будто прятался в пруду, где, собственно, и прятался (Двенадцать Азалия); только Три Саргасс носила свою растрепанность так, словно это последний писк придворной моды. Тем не менее на пути в Юстицию они не встречали сопротивления: двери перед привязкой Двенадцать Азалии открывались по-прежнему, а это подсказывало, что, даже если к нему приставлен какой-то отряд следователей из Юстиции, приходить ему не запрещено, а министерские чиновники тайком приглядывали за ними, пока Три Саргасс преодолевала препоны бюрократии, отделяющие Восемь Виток от любой вваливающейся с улицы помехи.
Бюрократия расступалась перед Три Саргасс, будто облученная пластмасса, гнилая и податливая под нажатием. Было в этом что-то неладное; слишком быстро они поднимались по огромной башне-игле Юстиции.
Махит хотела озвучить свое растущее подозрение, что Три Саргасс заводит их в западню. Но если сказать, возможно, тут-то западня и захлопнет пасть с игольчатыми, как тысяча башен Юстиции, зубами…
Могло быть и так, что все это время Восемь Виток дожидалась ее. (На это и намекала Девятнадцать Тесло, когда подсказала Махит поискать, кто за ней, собственно, посылал. Но Махит нельзя просто перенимать чужие рассуждения.)
Через последние этажи в личный офис Восемь Виток их доставил лифт: маленькая и полупрозрачная капсула из красного кристалла. Внутри как будто стояла наэлектризованная тишина. Махит поймала себя на том, что глазеет, как свет ложится на лицо Три Саргасс, превращая теплый коричневый цвет кожи в багровый, словно та окунулась в кровь.
– Слишком все просто, – сказала она.
Три Саргасс откинула голову, повела плечами.
– Знаю.
– И все же мы едем в лифте…
– Могу попросить Лепестка нажать на кнопку аварийной остановки, но уже поздно идти на попятный, Махит.
– Очевидно, Восемь Виток сама хочет провести эту встречу, – сказал Двенадцать Азалия. – И мы хотим. Не вижу причин для беспокойства.
– В конце концов, – добавила Три Саргасс сухо, отрешенно и слегка горестно, – иногда для разнообразия приходится делать то, что от тебя хотят другие.
Внутренняя частичка, настроенная на тейкскалаанские двойные смыслы, аллюзии, отсылки и тайные мотивы, – та частичка, благодаря которой Махит, если честно, и была хорошим политиком, почему ее тест на способности и показал «дипломатия» и «переговоры» и выявил «зеленую, зеленую, зеленую» совместимость с Искандром, – эта жестокая частичка предположила, что, вполне возможно, все это время Три Саргасс работала на Восемь Виток. Раз она так настаивала, чтобы Махит пришла на встречу…
«А что это меняет?»
Должно бы что-то менять. Но не меняло. Да и уже поздно. Двери лифта открылись.
Офис Восемь Виток ничем не напоминал белую кварцевую безмятежность кабинета Девятнадцать Тесло; несмотря на расположение на самой верхушке башни Юстиции, он казался замкнутым, почти клаустрофобным. Пять стен скрывались под инфокартами и кодексами, стоящими на полках в два ряда. Окна – в центре каждой стены-грани находилось окно – закрывались тяжелыми матерчатыми шторами. Из-под них пробирался дневной свет, но не дальше дюйма. Посреди комнаты, словно центральное ядро ИИ – медленно бьющееся сердце в гнезде из информационных кабелей, – восседала сама Восемь Виток: дама в годах за рабочим столом, под прозрачной дугой голоэкранов. Все они были повернуты к ней; изображения подавали Восемь Виток, а не гостям, десяток видов Города с камер, документы с глифами и, как показалось Махит, двухмерную звездную карту.
