Сперва показалось, что на улицах просто маловато людей, что все население района Двенадцати Азалии где-то на работе или просто ниже по численности, чем можно подумать из-за высоких зданий в виде цветов; но то, как менялось от расслабленной безмятежности к озадаченности и растущему страху выражение лица Двенадцать Азалии, мигом перечеркнуло этот вариант. Что-то явно случилось. Воздух словно наэлектризовался – психологический отголосок ее ощущений после взрыва в ресторане. Она плелась за Двенадцать Азалией. Даже не могла вспомнить, когда она в последний раз настолько уставала.
– Лучше пойти другой улицей, Лепесток, – отрывисто бросила Три Саргасс. – На этой демонстрация.
– Я живу на этой улице.
Махит подняла глаза. Пропавшее население собралось в текучей массе, перехлестывающейся с тротуаров на проезжую часть. Мужчины, женщины, с детьми, с плакатами и фиолетовыми растяжками. Лица – по-тейкскалаански неподвижные, непроницаемые, решительные. Даже дети не шумели. Тишина казалась опаснее шума. Казалась чреватой.
– Они не за Один Молнию, – сказала Махит. – Если только народная аккламация за прошедшие три дня не стала тише.
– Сквозь народную аккламацию пройти просто, – ответила Три Саргасс, – если можешь притвориться, что тебе нравится рифмованная галиматья, и кричать любые аллитерации со словом «яотлек»…
– А это политика, и я правда не ожидал такого от своего района.
– А стоило бы, Лепесток, – сказала обреченно Три Саргасс. – Никогда не смотрел на местную демографию? Ты переехал в торговый сектор, все эти люди…
– … за Тридцать Шпорника, у них его цветы, – вклинилась Махит. Они остановились. Демонстрация надвигалась, медленно нарастая, словно плесень. Люди шли вместе, наползали. Махит узнала стихотворный отрывок с одного из плакатов: «Чему нет конца: звездные карты, отбытия / Изгиб нерожденных лепестков хранит пустоту».
Строки Девять Маиса, которые нарушили радужный настрой на конкурсе поэтов.
– Да, – согласилась Три Саргасс. – Этот район богат только благодаря торговле и производству во внешних провинциях, а значит, им нравится Тридцать Шпорник, номинальный наследник императора, и они ждут, когда придут Солнечные и накажут их за измену и антивоенную демонстрацию вопреки пожеланиям нынешнего императора.
Не более измена, чем заявление Восемь Виток, подумала Махит. Ей казалось, она отчасти догадывается, в чем дело. Между двумя соимператорами что-то произошло – какая-то сделка: Восемь Виток и Тридцать Шпорник договорились.
Похоже, они работали сообща – не только чтобы дискредитировать Один Молнию и его попытку узурпировать императорский трон с помощью народной аккламации, но и чтобы заодно подорвать авторитет действующего императора. Один Молния, который теперь главнокомандующий и полагается ради своей поддержки на войну, подозревается, согласно статье Восемь Виток, в нарушении закона, – а согласно демонстрации сторонников Тридцать Шпорника, нелюбим народом. А что Шесть Путь? Ну, он ошибся, оступился, допустил захватническую войну в не самые мирные времена, когда существуют внешние угрозы, будь то из-за таинственных инопланетян или просто из-за нескончаемых волнений в системе Одилии и разожженных после них беспорядков в самом Городе, – он превратно истолковал закон, и эту ошибку не одобряет его собственное мирно настроенное население…
Юстиция и Тридцать Шпорник действуют заодно. Махит почти – почти – видела, чего они добивались.
Вот если б она не была такой уставшей.
– До твоей квартиры нельзя дойти через какую-нибудь подворотню, Двенадцать Азалия? – спросила она. – Сегодня я уже насмотрелась на Солнечных, а, кажется, они здесь появятся скоро…
Оказалось, что можно. Они понеслись так, будто за ними гонятся.
Глава 13
ЭЗУАЗУАКАТ ТРИДЦАТЬ ШПОРНИК НАЗНАЧАЕТСЯ БУДУЩИМ СОИМПЕРАТОРОМ
В свете многолетних заслуг на службе Его Лучезарного Сиятельства Императора всего Тейкскалаана Шесть Пути эзуазуакат Тридцать Шпорник признается от 09.30, в сей первый день третьего года одиннадцатого индикта, наследником императорского престола, равным по рангу и власти соимператрице Восемь Виток и соимператору Восемь Антидоту; да будут все три соимператора крепки во взаимоотношениях, единодушны в желаниях и правят сплоченно, буде это потребуется.
Императорский указ, размещенный на станции метро «Плаза Центр-Семь», испорчен надписью красной краской из пульверизатора (неголографической) «Один Молния» в центре схематичного тейкскалаанского военного флага; конфискован патрулем Солнечных 249.3.11, предназначен к уничтожению
* * *
Нет никаких причин отказать Тейкскалаану в назначении нового посла, несмотря на то что нам неизвестна судьба Искандра Агавна; нам необходим свой голос в империи, а господин Агавн и до этого момента редко выходил на связь. Я рекомендую провести тщательный тест на способности для добровольцев, а также для молодежи без имаго-линии, но с выдающимися оценками на экзаменах Тейкскалаанской империи, чтобы отобрать нового посла из самых совместимых с имаго-записью Агавна – которая, напомню, у нас имеется, хотя и устаревшая.
Внутренняя записка Амнардбат от Культурного наследия – остальному Лселскому совету, публичная информация
Позже Махит вспомнит остаток дня лишь урывками: отдельные мгновения, обособленные один от другого из-за того, как растягивалось и денатурировалось время под давлением усталости. Первый взгляд на квартиру Двенадцать Азалии, на стены, увешанные картинами – репродукциями вне-Городских произведений масляными и акриловыми красками, тушью; массового производства, зато высокого качества, – и то, как Двенадцать Азалия слегка сконфузился, когда она их похвалила, словно посетители никогда не делали комплиментов его вкусу. Горячие иголки душа и то, что все мыло в Тейкскалаане пахло цветком, который никак не получалось определить – пряным и одновременно чужим и знакомым. Ощущения от свободных штанов и рубашки, которые он одолжил, – из грубого шелка, коротковатых, кончающихся на икрах и предплечьях. Абсурдно ощущение, когда она прилегла на диван, – и то, как все пропало, как отключились текстуры и звуки.
Спина вытянувшейся рядом Три Саргасс, прижавшаяся к ее спине. Как она открыла глаза из-за размытого движения на голоэкране – Двенадцать Азалия ел длинными палочками какую-то лапшу из пластиковой коробки, сидя со скрещенными ногами в кресле и глядя цензурированную версию окончания протестов, происходивших прямо у него под окном, – и как послышался далекий звон разбитого стекла, и как она снова ушла в свой разум, совсем ненадолго, в то темное пространство, где должен быть Искандр.
Когда она проснулась по-настоящему, было совсем темно. Двенадцать Азалия задремал за столом рядом со своим ужином, уложив голову на руки, пока голоэкран все еще работал с выключенным звуком: движущиеся картинки отбрасывали свет на его лицо. Махит осторожно поднялась с дивана и от Три Саргасс, даже во сне казавшейся бледной, нездорового серого цвета (оправилась ли она после неврологического шока? Махит сомневалась), подошла к окну. На улице было тихо. На перекрестке бликовали золотые и пустые лицевые щитки Солнечных. Как минимум четверо на углу в этом тихом спальном районе несут угрожающий дозор.
