КАМЕРОН (мысли в облачке на третьей панели): там звезды получше тех, что видит империя, и тех, что когда-либо озаботилась поискать станция.
Текст комикса «ОПАСНЫЙ ФРОНТИР!», том 10, дистрибуция через местную малую полиграфическую фирму ПРИКЛЮЧЕНИЯ / МИСТИКА на Девятом ярусе, станция Лсел
Восемь Антидоту не снились сны, и он был рад этому. Он не помнил, как уснул; помнил только, как проснулся. Светать еще не начало. Он спал в верхней одежде, не раздевшись, за своим столом, опустив голову на руки, как на подушку, и проснулся приблизительно час спустя. Засыпая, он размышлял, а перед этим пожелал доброй ночи Пять Агат и императору, после чего ушел к себе. Он пытался смотреть голопроекторные шоу, но ни на одном не смог сосредоточиться. Его переполняли разнообразные идеи, замыслы, ужасы; он словно превратился в перенасыщенный раствор, который в любой момент мог кристаллизоваться и все понять. У него почти получилось. Восемь Антидот все время возвращался к словам Дзмаре: «Я думаю, они в некотором роде люди». И к другим ее словам: «Я знаю, к смерти у них не такое отношение, как у нас, но они знают, что такое смерть».
На это Три Саргасс сказала: «Они разговаривают».
И это было очевидно. Конечно, они разговаривали, у них же были космические корабли, оружие и общество – разумеется, они должны вести коммуникации. Может быть, главным тут было не то, что они разговаривают, а то, что отвечают.
Может быть, они тоже считали тейкскалаанцев людьми.
Видимо, с этой мыслью он и уснул. Теперь же за окном еще стояла темнота, а у него сна не было ни в одном глазу, и единственное, что светилось в его комнате, – это глазки камер наблюдения, мерцающие в лунном свете. Город наблюдал за ним. Следил. Так следят Солнечные. Как весь Город знал, где он находится, даже если он находился в собственной комнате во Дворце-Земля. Или в жутком схождении состава с рельсов в метро, даже если оно не должно было случиться. Наверно, это была его вина, имели в виду его… ему хотели нанести физический вред.
Эта мысль уже пронзала его, он словно нашел ее во сне и проснулся, одержимый ею, хотя при этом не знал и не запомнил своего сна. Ровно так же он проснулся некоторое время назад со знанием того, как именно капитан Флота Девять Гибискус одержала победу в Каураанском сражении.
Мысль эта сводилась к формуле «они в некотором роде люди», но уходила еще дальше: он, кажется, понял, какого рода они люди.
Для начала, Солнечные и имеющаяся у них возможность видеть через все глазки камер наблюдения Города. Все Солнечные вместе являли собой многообразную личность. Они были, конечно, тейкскалаанцами, такими же людьми, как Восемь Антидот, но они двигались вместе, реагировали вместе, они все видели мир одними и теми же глазами, и это были глаза не человека, а машины. Поэтому они двигались и реагировали вместе, они использовали один и тот же алгоритм, как и метрополитен, но при этом были людьми, а не ИИ, составляющим расписания. Они поднаторели в этом деле, когда алгоритмические принципы запускались по всему Тейкскалаану при министре науки Десять Перле. Это знали все: теперь Солнечные видят мир глазками камер наблюдения, вместе, как единый разум, составленный из тысячи единиц наблюдения.
Если существовала человеческая разновидность, которая могла делать это, могла иметь много глаз и легко, просто действовать совместно, то без труда можно было представить себе другую разновидность существ, которые могли делать такие вещи гораздо лучше, чем Солнечные.
Восемь Антидот почти потерял мысль – его отвлекло живое и удивительное понимание того, что он не знает, каким образом человек становится одним из Солнечных, совсем не знает… Он заставил себя не думать об этом. По крайней мере сейчас.
Итак, если существовали человеческие личности, которые имели общее видение и намерение, и если могли быть личности другой разновидности, у которой это получалось лучше и которая вовсе не принадлежала к человеческому роду, то… Они могли делать свое дело гораздо лучше, потому что их ничуть не волновало, если кто-то из них умирал. Как сказала уполномоченный Три Саргасс: «К смерти у них не такое отношение, как у нас, но они знают, что такое смерть».
Если он был прав – хотя бы в той же мере, в какой был прав касательно Каураана, почти прав, но с одним упущением, – то он должен рассказать кому-нибудь об этом. Враг действовал так, как действовал и Тейкскалаан, – уничтожал линии снабжения, появлялся там, где его совсем не ждали, как это делали и военные Тейкскалаана в своих моделях, воспроизводимых в стратегических комнатах. Если он был прав, то врагу это удавалось, потому что у них был единый разум. Восемь Антидот полагал, что прав.
Он должен был сказать об этом министру войны. Потому что если враги думали все вместе, словно одна гигантская сверхмощная группа Солнечных, то именно поэтому Три Азимут и все генералы Флота не могли составить план обойти врага. Он должен сказать ей об этом немедленно.
И что с того, что за окном еще ночь? Он знал, чем занимается министр войны в этот час – он несколько дней ходил за ней как привязанный. Если она сейчас спит, то он съест все шляпы, какие у него есть.
* * *
Махит и Три Саргасс стояли на мостике перед Девять Гибискус, все еще пытаясь сообразить, что сказать. По крайней мере, пыталась Махит, которая знала, что на уме у Три Саргасс, услышавшей из уст яотлека тейкскалаанского Флота столь поэтические слова о сердце врага: «Я готова протянуть к нему мои руки и изорвать в клочья». Слова, взятые из эпической поэмы о завоевании, произнесенные так легко и походя, и этот немыслимый груз тейкскалаанских саг лег на плечи Махит, как саван, который она так никогда и не снимала. Пока так и не поступило никаких сообщений с Пелоа-2 от Двадцать Цикады с его нелепым контейнером с грибком. Махит не знала, удались ли его попытки установить, о чем она и Три Саргасс сумели договориться с инородцами в отношении «может быть, убивать нас не совсем правильно, по крайней мере без всякого разбора» и связать это с тем, как он собирался объяснить грибковый инфильтрат. Вестей с Пелоа-2 не было, и Махит видела, как это действует на Девять Гибискус, которая становилась раздражительной и резкой, готовой к уничтожению целой планетарной системы.
«Любили ли мы кого-нибудь так сильно, – подумала она не совсем в вопросительной форме. – В достаточной мере, чтобы во имя мести за смерть дорогого человека уничтожить планету?..»
<Не всю планету>, – сказал Искандр, и она пожалела, что этот вопрос вообще пришел ей в голову. Что может сравниться с уничтожением целой планеты? Смертоносный огонь флотских бомб или мягкие, широкие, беспощадные челюсти Тейкскалаана, держащие в зубах ее сердце, в котором должен быть Лсел?
– Яотлек, – сказала она, – я почти уверена, что мы достигли некоторого прогресса. Еще несколько часов или дней, и может быть…
– Посол, я в вас не сомневаюсь, – сказала ей Девять Гибискус. – Но вы не из числа моих солдат, ведь так? Я не жду вашего понимания. Бывают ситуации, когда мы, командиры, просим наших солдат довериться нам, доверить не только свои жизни, но и решения. Десятый уже заждался.
