Махит хотелось сказать ей: «Это ведь вы вытащили нас сюда, чтобы поговорить с парнишкой с помощью инфокарты, а мы в это время работали!» Она уже собиралась открыть рот, хотя Искандр и придерживал ее язык, предупреждал ее, когда офицер связи Два Пена прервала их обоих:
– Яотлек. Послание.
– От Двадцать Цикады? – спросила Девять Гибискус. Махит поморщилась, слыша обнаженную надежду в ее голосе, и увидела, что Три Саргасс тоже морщится.
– Нет, – сказала Два Пена. – Это с флагманского корабля Сорок Оксида «Переливчатый Сирокко». Семнадцатый Легион атакуют. Я думаю, враг знает, что нам известно, где они… Семнадцатый теряет «Осколки». Быстро теряет.
* * *
Восемь Антидот не стал затруднять себя сменой одежды, как и сообщать кому-нибудь, куда направляется. Он только надел туфли – серые шпионские со шпионскими брюками и курткой, – причесался, завязал волосы в длинную косичку и спустился в туннели. Он словно собирался встретиться с Одиннадцать Лавром, прежде чем начать свою миссию всерьез. Знакомые туннели между Дворцом-Земля и министерством действовали на него успокаивающе, но от каждого самого слабого шума, каждого облачка пыли он вздрагивал и немного ускорял шаг. Восемь Антидот еще никогда не спускался сюда в такой час. Даже его попытка спеть себе под нос маршевую песню дворцовой архитектуры – «в земле столько же корней, сколько цветков в небе» – ощущалась им как детская защита от монстров, которые могут прятаться под кроватью. Или в секретных подземных туннелях. Это даже казалось забавным, хотя на самом деле ничего забавного в этом не было. Что произойдет, если взрывное устройство сработает здесь? Об этом не хотелось думать.
Он поднялся по лестнице, которая через люк выходила в подвал. Наверху его никто не встречал, и он неожиданно обрадовался этому. Он не хотел, чтоб кто-то знал о его приходе сюда, кроме, может быть, Три Азимут. Он хотел вручить эту идею ей и, может быть, Одиннадцать Лавру, если тот с ней, и это показало бы, какой хороший ученик Восемь Антидот, – но больше никому. Не дать его открытию потеряться, пока Шесть раскинутых Ладоней будут решать, что с этим делать. Но если он собирался пройти до конца, до самого ее кабинета, никому не сообщая о себе, в этот час, когда охранников было меньше, но они становились подозрительнее, он должен был стать настоящим шпионом. Таким шпионом, который умеет проникать куда угодно незаметно, а также говорить, запоминать и хранить свои секреты.
Глаза-камеры засекут его, так уж работал Город. Но люди – за исключением Солнечных – не были глазами-камерами. А он был маленьким, мог прятаться в уголках, мог превращаться в облако пыли, в отблеск света на полу. Он вообще мог превратиться в ничто, в кого-то, кто находится здесь по праву, кто по праву находится в любом месте, где бы ни появился. В кого-то незначительного, уборщика или кадета из ночной смены, проводящего осмотр. Для того чтобы быть кем-то из них, он был слишком юн, но раз уж требовалось представить себя в одном из этих качеств, то легче всего Восемь Антидоту было представить себя уборщиком. Человеком, который имеет право находиться в министерстве войны, так как он наводит здесь блеск, чтобы все было как новенькое, чтобы лучам восходящего солнца было от чего отражаться.
Он направился прямиком к кабинету Три Азимут. Глаза-камеры и искусственный интеллект службы безопасности здания министерства не раз видели его здесь и никогда не подозревали ничего необычного. Он действовал согласно той закономерности поведения, какая от него ожидалась. Если он столкнется с человеком – не из Солнечных, – который решит, что ему тут нечего делать, он либо объяснит, кто он, либо пройдет мимо, изо всех сил притворяясь уборщиком, думая о себе как об уборщике, веря в это. Шпионы из рассказов всегда так поступали.
Он практиковался в убеждении, что он уборщик, пока не добрался до кабинета Три Азимут. Пока ему не требовалось ни с кем заговаривать. Если он видел каких-либо служащих министерства, то прятался где-нибудь в тени и ждал, когда они пройдут мимо. Но сегодня прямо перед ее кабинетом в самом центре Шести раскинутых Ладоней он услышал голоса. Прямо в холле перед кабинетом и достаточно близко, чтобы он смог увидеть свет, пробивающийся из-под двери, и убедиться в правоте своего предположения о том, что министр войны в эту ночь не спит. Голоса были повышенными, охрипшими, они проникали в холл на лучах света из-под двери.
Он мог прервать их. Ему было нужно поделиться с Три Азимут своей догадкой. Очень-очень нужно.
Но он заставил себя замереть и почти перестать дышать, чтобы не создавать никаких помех звукам, ничего, что могло бы выдать его пребывание здесь. Он слушал, понимая, что очень непросто перестать быть шпионом, когда ты уже привык к этой роли. А Восемь Антидот очень сильно привык.
Он не знал толком, кто в этом виноват – он или его предок-император, дело в генетике или в воспитании, или виновата сама нынешний император, которая дала ему тот наконечник копья.
– …времени на ожидание. Я не буду стоять в стороне, когда ко мне приходят пилоты «Осколков», которые никак не могут перестать кричать, чтобы связно выразить свои предупреждения. Что бы там еще ни происходило, они убивают солдат Флота, и если мы не отключим «Осколки» от общей проприоцепции, то вскоре вся Вселенная будет владеть исключительным знанием о том, что происходит.
Это был голос Три Азимут, и звучал он с такой угрожающей интонацией, какой Восемь Антидот никогда не слышал у нее прежде. Три Азимут, министр войны, говорила о том, что не могло быть ничем другим, кроме «осколочного трюка», раз пилоты «Осколков» были каким-то образом объединены в единое целое и могли слышать, как умирает кто-то из них. Как будто они Солнечные, только сломленные, потому что Солнечные, насколько было известно Восемь Антидоту, не слышали, как умирает кто-то из них. А если так, как министр Войны могла не прийти к тому же выводу, что и восемь Антидот? К выводу, согласно которому инородцы, сражавшиеся с Тейкскалааном, тоже были соединены в одно целое? Он сделал шаг к двери, готовый прервать собравшихся там и рассказать о своей идее.
И услышал голос Одиннадцать Лавра:
– Отправка наших кораблей на эту планету поставит наших людей под угрозу неминуемой смерти от грибкового заболевания, которыми кишит их земля. Разве нет, министр?
Он не шелохнулся. Не открыл дверь, потому что не был уверен, что правильно расслышал насчет «грибкового заболевания», – ни уполномоченный, ни Дзмаре ни словом об этом не обмолвились.
– Достаточное число ядерных осколочных бомб уничтожат даже самый решительный грибок, – сказала Три Азимут. – Я не приказываю начать атаку, заместитель министра. Я отдаю приказ поразить сердце. Стереть эту колонию с лика Вселенной, а там посмотрим, на какого рода переговоры они пойдут, зная, что мы можем сделать с ними.
Тихая, жуткая пауза. Восемь Антидот подумал о том, что происходит с планетой, когда ее атмосфера наполнена радиоизотопами. Ему пришлось думать далеко назад. Тейкскалаан больше не применял этого метода, это слишком… После такого удара планета уже никогда не оправлялась. Он прочел об этом целый свод правил два года назад, когда один из его наставников решил, что он уже достаточно взрослый, чтобы знать о жестокости, от которой Тейкскалаан рассудительно отказался.
