– Я и в самом деле так сказала, – подтвердила император. – И я верю, что так оно и есть. Уничтожить планету – страшное действие, как и принятие такого решения. Но для этого и существуют императоры, Восемь Антидот, – чтобы принимать страшные решения или, точнее… Я скажу тебе правду, мой маленький шпион. Тебе когда-нибудь придется делать это самому, так что лучше знать правду. Я предпочту праздновать пиррову победу – продемонстрирую, на что способен Тейкскалаан, уничтожу живую прекрасную планету, населенную людьми, сотру ее в порошок, отравлю дождем смерти. Да, они, вероятно, люди, но не из тех, которых мы можем понимать, и я предпочту один акт уничтожения бесконечной войне на истощение, потере наших и их людей и далее, далее, далее. Это может превратиться в гнойник на границах империи, который не пройдет никогда.
Она не ела хлебец. Она его проглотила так, словно в горле у нее образовалась такая же сушь, как у Восемь Антидота.
– Иногда такие раны лучше прижигать, – сказала Девятнадцать Тесло.
* * *
Девять Гибискус шипела сквозь зубы. Махит хотелось отступить или встать перед Три Саргасс на случай, если предложение попросить разрешения у императора начать тотальную войну, забыв обо всяких стратегиях, было столь скандальным нарушением приличий, что яотлек могла… Махит не знала что. Застрелить Три Саргасс? Предать ее военно-полевому суду? Отправить в один из сверкающих «Осколков» и повести легион в атаку?
Ей хотелось перестать воображать худшие варианты развития событий, но вариантов получше было так мало! Вдобавок Искандр превратился в бестрепетное гудение боли в ее запястьях, в нетерпеливое ожидание, которое было не проявлением выдержки, а скорее подготовкой к какому-то неизвестному отчаянному действию…
Но тут Девять Гибискус сказала:
– Сообщите Сорок Оксиду: на огонь отвечать огнем, но наступление прекратить.
Два Пена кивнула в подтверждение. Махит пыталась дышать в промежутках между предложениями яотлека. Ей не удавалось вдыхать и выдыхать с достаточной скоростью.
– Пока прекратить, – продолжала Девять Гибискус. – Но быть в готовности по моему приказу. И отправить экспресс-курьера в город, я хочу услышать голос одобрения императора по этому приказу в дополнение к моему. – После этого она снова посмотрела на Три Саргасс и сказала гораздо тише, теперь Махит едва могла слышать ее слова: – Я всегда считала, что Информация лучше Ладоней, если есть потребность в ведении контрразведывательных мероприятий за пределами Флота, потому что Информация заранее обречена на провал и не имеет возможности увлечься варварами при первой встрече, забыв, для чего существует Флот. Вы испорчены априори. Но я никак не ожидала, что кто-то из вас приведет сюда варвара, которая использует тейкскалаанский имперский протокол, чтобы доказать свою правоту.
– Посол Дзмаре – уникальная личность, – сказала Три Саргасс, а Махит пыталась понять, кто тут ее оскорбил и следует ли возразить. Она ведь одержала победу, да? Хоть и короткую. Она выиграла им время, в течение которого Двадцать Цикада может продолжать переговоры. Время для чего-то иного, чем спустить с поводка всю тейкскалаанскую военную машину, настроенную на безжалостное и тотальное уничтожение без разбора, тонкое, красивое, которое положит конец всякому смятению, непониманию. Поражение.
<Поражение для кого?> – пробормотал Искандр. Махит не была уверена или не могла ему сказать, или он и без того знал. Поражение для нее. Для пространства языка, который позволяет таким, как она, грезить Тейкскалааном и в то же время оставаться станциосельником. Верить, что речь может идти не только о Тейкскалаане, когда кто-то произносит слова «весь мир».
Кто-то из офицеров на мостике сказал:
– Яотлек, через гиперврата прошел корабль – у нас за спиной…
– Вражеский корабль? – спросила Девять Гибискус, и Махит с неожиданно ледяной ясностью подумала: «Если это вражеский корабль, прошедший через Атхамематские гиперврата со стороны Лсела, то станцию они уже захватили, а я даже не знала, когда убили всех моих сородичей. Я была здесь, вела переговоры с их убийцами и так и не узнала…»
Если бы она задышала, у нее началась бы гипервентиляция. Если бы она шевельнулась, то эта мысль стала бы истинной и настоящей, а ей бы тогда пришлось продолжить дыхание.
– Нет, – сказал офицер, и Махит выдохнула с такой силой, что чуть не пропустила его следующие слова. На нее нахлынула неожиданная, имаго-удвоенная волна облегчения – облегчения, которое исчезло почти сразу же после того, как окатило, оставив после себя одну дрожь.
Потому что офицер вывел в громкую связь ширококанальную трансляцию приближающегося корабля, и голос, заполнивший мостик «Грузика для колеса», принадлежал Дарцу Тарацу, лселскому советнику по шахтерам, первому из шести, и он требовал, чтобы его доставили на борт для разговора с Махит.
* * *
«Прижигать».
Восемь Антидот не знал, что сказать, не знал, как это выразить. Как он может сказать императору, что она не права? И как она может быть настолько не права?
– Я не понимаю, – выдавил он. – Вы говорили мне обо всем том, что хотел сделать мой предок-император, чтобы Тейкскалаан мог иметь еще восемьдесят лет мира, и все равно хотите сделать это? Это же…
– Продолжай, – сказала Девятнадцать Тесло. – Говори, что думаешь.
– Это же планетарный геноцид, – сказал Восемь Антидот, и сказал это рассерженно, и при этом вовсе не расплакался. Ясное, как лед, место, где нет страха, вернулось к нему. – Мне плевать, что это прижигание или что вы считаете это прижиганием. Если бы кто-то уничтожил мой дом, я бы сражался с ним до конца времен.
– Не сомневаюсь в этом, – сказала Девятнадцать Тесло. Она не реагировала на него. Он не знал, что сказать, чтобы она потеряла свое спокойствие, это свое выражение «все решено». – Я бы то же самое сделала, когда мне было одиннадцать. Может быть, даже когда мне было дважды по одиннадцать. Но тогда я еще не знала Шесть Пути. Мы должны думать дальше себя и своих желаний. Вот чему я научилась от него, наблюдая за тем, как он властвует, до самого конца его правления. Это уродливое решение, ничего не скажешь, и оно приносит боль, Восемь Антидот. Мне очень жаль, что тебе пришлось узнать об этом вот так, тайно. Я бы предпочла быть с тобой, чтобы ты мог задавать вопросы, а я могла отвечать на них.
– Вы сказали, прежде, в моей спальне… – Он попытался вспомнить ее слова, так, чтобы слово в слово. Было бы легче, если бы Девятнадцать Тесло тогда цитировала какое-нибудь стихотворение, но то была не цитата. – Вы сказали, что империя Шесть Пути достаточно мощна, чтобы жить в мире. Но как же мы будем жить в мире после уничтожения планеты?
Девятнадцать Тесло пожала одним плечом, а потом урезонила его на свой манер.
– Ты совсем не похож на него, – сказала она. – Или похож на него в те его годы, когда он был ребенком, а я не знала его ребенком, он только рассказывал мне о себе. Знаешь, я рада, что ты другой. Я не лукавила, когда говорила тебе те слова у тебя в спальне. Я предпочту умного, докучливого преемника, чем тупицу. Даже если ты у меня в покоях пытаешься устыдить меня в убийстве наших врагов с такой напористостью, что, обрати ты ее против них, они бы оставили нас в покое. Твой предок сделал бы именно то, что делаю теперь я. Однажды мы сделали это вместе с ним, в ту кампанию, что на голограмме, которую я тебе дала.
