«Мы оба здесь чужаки», – подумала она тогда и возненавидела себя за такие мысли. Она отсутствовала всего несколько месяцев. Она не имела права вешать на себя этот ярлык. Она была дома.
Нет. Не была – и знала это. Такого места, как дом, для нее более не существовало. Но прогулка была некоторым подобием привычного, ведь она действительно помнила, где что находилось, помнила конфигурацию и ритм Станции, живой и полной народа, и вместе с Искандром они испытывали одинаковую радость, открывая новые места. Именно это сыграло с ними злую шутку – они были пойманы с поличным.
На палубе находились офисы «Наследия», а в жилой части индивидуальные спальные капсулы цвета кости висели уютными рядами, перемежаясь с местами общего пользования. С этой палубой Махит была почти не знакома. Здесь было полно детей и ребят постарше, на три четверти пути приблизившихся к тесту на имаго-способности. Они беззаботно сидели на перемычках, собирались в шумные группки вокруг торговых киосков. Большинство из них совершенно не замечали Махит, и это грело ее душу. Весь месяц с ее возвращения на Станцию, когда она сталкивалась со старыми друзьями по детскому саду или школе, все хотели, чтобы она «рассказала им о Тейкскалаане». А что она могла сказать? «Я его полюбила, Тейкскалаан почти проглотил меня и вас всех, вместе взятых, и поэтому мне нечего рассказать».
<Пропаганда очаровывает, когда она внутри твоей головы, – пробормотал Искандр. – Меня бесконечно удивляет, с какой эффективностью Город внедряет принудительное молчание>.
«Ты предпочел умереть там, лишь бы не возвращаться и не связывать свою дальнейшую жизнь со станцией, и при этом читаешь мне нотации по поводу молчания?» – огрызнулась Махит и почувствовала, как кончики ее пальцев превращаются в шипящие искры.
Неврологические остаточные изображения саботажа. Этот побочный эффект не прекратился, он становился более очевидным, когда она спотыкалась на одном из мест, по которым у них с Искандром еще не случилось ни малейшей интеграции. Ее отношение к его присутствию перешло в состояние кипения, сдержанного и наблюдательного. Будучи погруженной в разговор с имаго и совершенно не замечая, куда идет, она оказалась у одного из киосков. Вероятно, ей нужно обращать больше внимания на подобные осечки, больше, чем прежде. На потерю бдительности, когда она была не вполне самой собой, не вполне в своем теле. Она остановилась у одного из киосков, встав в очередь за тем, что в нем продавалось.
Оказалось, что это литература в переплете ручной работы. На киоске она прочла надпись ПРИКЛЮЧЕНИЯ/МИСТИКА. На витрине было выставлено множество книг-комиксов, рисунки не в стираемых записях на инфокарте, а на бумаге, изготовленной из тряпичных отходов. Махит протянула руку и потрогала обложку ближайшей к ней книги, ощутила пальцами ее грубую поверхность.
– Привет, – сказала менеджер киоска. – Вам она нравится? «Опасный фронтир!»
– Опасный что? – переспросила Махит, внезапно почувствовав себя столь же озадаченной, что и в момент, когда к ней в Тейкскалаане впервые обратились с вопросом, – она не чувствовала контекста. «О каком фронтире речь? Разве они не все опасны?»
– У нас есть все пять томов, если вас интересуют книги о первичном контакте. Лично мне нравится. Художник третьего тома рисует имаго капитана Камерона как Чадру Мава, видимого только в отражающих поверхностях и в контурных изображениях…
Менеджеру не могло быть больше семнадцати, подумала Махит. Короткие в крутых кудрях волосы над белозубой улыбкой, восемь сережек в виде больших колец в ряд на краю одного уха, по новой моде. Когда Махит была этом возрасте, все носили удлиненные серьги. «Я старая», – подумала она с каким-то особым удовольствием.
<Ты сама древность>, – согласился Искандр с насмешливой иронией. Он был на много лет старше.
«Я стара и понятия не имею, что любят читать ребята на Лселе. Даже будучи ребенком, я этого не знала. Правда». Это не казалось важным до ее тестов – и какой толк об этом думать, если есть столько тейкскалаанской литературы, что в ней можно утонуть? Хватает, чтобы научиться говорить поэтическим языком.
– Я их еще не читала, – сказала Махит менеджеру. – Могу я взять первый том?
– Конечно, – ответила та, нырнула под прилавок и достала книгу. Махит протянула свой кредитный чип, и менеджер провела по нему считывателем.
– Их рисуют прямо здесь, на этой палубе, – сказала она. – Если хотите – приходите во вторую смену через два дня, сможете увидеть художника, он будет подписывать книги покупателям.
– Спасибо, если будет время…
<У тебя остается десять минут до встречи с советником Амнардбат, который собирается накормить тебя обедом>.
Менеджер улыбнулась, словно говоря: «Слушайте, взрослые, а чем вы можете заниматься?» и ответила:
– Да, если у вас будет время.
Махит, помахав, двинулась дальше, немного ускорив шаг. «Опасный фронтир!» лежал у нее во внутреннем кармане, словно политический памфлет. Точно такого же размера, что интересно само по себе. Даже если книга окажется ужасно скучной, это было интересным.
Офисы «Наследия» представляли собой клети с аккуратными ярлычками, семь или около того дверей по каждую сторону коридора, который сузился с широкого до чего-то, более напоминающего дорогу. Все дополнительное пространство за этими дверями, вероятно, заполнено кабинетами людей, назначенных на работу в «Наследии». Главным образом, назначенных аналитиками – аналитиками исторических прецедентов, здорового воздействия искусства и образования, числа имаго-совпадений в разных секторах народонаселения, – а также составителями аналитических и пропагандистских текстов.
Как изменил ее Тейкскалаан и как быстро! Когда Махит в последний раз была в кабинетах «Наследия» на окончательном собеседовании перед утверждением ее в должности посла и получением имаго, она даже не думала о «Наследии» как об участнике пропагандистского бизнеса. Но чем они занимались, когда приспосабливали образовательные материалы для той или иной возрастной группы, пытаясь за пять лет развить способности таким образом, чтобы получить больше пилотов или медицинского персонала – изменяя наклонности, подгоняя их под желания?
Она колебалась, задержавшись перед средней дверью с аккуратной табличкой, выполненной новым шрифтом.
«Когда я перестану замечать этот долбаный новый шрифт, Искандр?! На самом деле никакой он не новый, новый он только для тебя!»
Надпись на табличке гласила: АКНЕЛЬ АМНАРДБАТ, СОВЕТНИК «НАСЛЕДИЯ». Она медлила, потому что не видела советника Амнардбат со времени того последнего собеседования с последующим утверждением, а еще потому, что так и не могла понять, почему эта женщина пожелала нанести повреждения имаго-машине Махит. Уничтожить еще до того, как та попытается творить добро посредством имаго-линии, частью которой она является. Несла ли за это ответственность Амнардбат? Махит на сей счет располагала только мнением другого советника, Декакель Ончу, советника по пилотам, – и располагала этим мнением по той причине, что, будучи приписанной к Тейкскалаанскому двору, получила письма Ончу, адресованные Искандру.
