Эшаракир Лрут прятала документы, чтобы сохранить их в оригинальном виде. Камерон отправился туда, чтобы спасти ее или документы, и в середине истории бо́льшая часть была посвящена спору между этими двумя. Лрут говорила, что готова вернуться с документами, но Камерон должен пообещать, что по возвращении на станцию он поддержит ее версии, а не официальные, санкционированные «Наследием». Если он не согласен, то она отказывается лететь куда бы то ни было. Она пряталась в шахте на астероиде, в снегу и ждала, что кто-нибудь другой согласится защищать память Лсела.
<Это все имеет поразительно подрывной эффект, – сказал ей Искандр. – Проводить политику анти-«Наследия», становясь «Наследием» в большей мере, чем само «Наследие». И все это написали подростки?>
«Написали и нарисовали, – подумала Махит. – Я думаю, что у этого комикса небеспричинно точно такой же размер, что и у политического памфлета».
<Может быть, мы не единственные, у кого есть основания не любить Акнел Амнардбат>.
«Я недостаточно долго отсутствовала дома, чтобы узнать, что злит юных художников…»
Даже если бы Махит отсутствовала достаточно долго, она никогда не смогла бы подружиться с теми, кто обращал чернила и бумагу в искусство, посвященное памяти станции, искусству станции, политике станции. Она всегда проводила время со студентами, одержимыми историей Тейкскалаана, с теми, кто писал стихи, творил Город своим воображением. «Опасный фронтир!» был для нее столь же чужеродным, как существа, производившие рвотные звуки, в которых она и Три Саргасс пытались разобраться. То есть, конечно, не настолько же чужеродным, но почти. По крайней мере, так она чувствовала.
<Хорошо, что ты не дала ей свой жакет, – сказал Искандр. – Читать это было бы невозможно, если бы страницы склеились блевотиной>.
Махит поморщилась и закрыла книгу.
«Не хочу говорить о Три Саргасс».
<И думать о ней ты не хочешь, хотя постоянно это делаешь>.
Махит против своей воли воображала себе, как Три Саргасс читает «Опасный фронтир!», и хотела, чтобы ее имаго был менее прав касательно того, о чем она думает и что чувствует. Но он чувствовал то же, что она, проникая в нее все глубже и глубже.
Глава 10
[начало кода безопасности АПОЛУН] Венок: здесь работают не Ладони императора – другие: информация под кодовым названием «Гиацинт» содержит всего лишь половину моих подозрений. Ищите закономерности, как вы меня учили. Тейкскалаанскую политику формируют мозги варваров, и мы не знаем, какие процессы они задействовали. Такие вещи выходят за пределы нашей способности легко схватывать содержание. Эта история ужом уползает в сторону и принимает неразборчивые формы. Подготовьте нашего министра к быстрым и решительным действиям. Я буду на связи. Как и всегда, ваша верная Восхождение. [конец кода безопасности АПОЛУН]
Зашифрованное сообщение, полученное третьим заместителем министра войны Одиннадцать Лавром от капитана Флота Шестнадцать Мунрайз Двадцать четвертого легиона, 95.1.1.-19А
Вопрос для вас, Тарац: сколько еще других имаго-линий могла испортить наша досточтимая коллега? Готовы ли мы терпеть эпидемию таких, как Дзмаре, теперь, когда Тейкскалаан ведет сотворенную вами через наши головы войну, а мы ждем, пытаясь понять, есть ли от Дзмаре, которой мы уже заболели, вообще какой-нибудь толк? Скажите мне. А если вы можете заверить меня, что я могу реквизировать новый ряд имаго-линий пилотов для замены тех, которых теряю день за днем, и о целостности новых не нужно будет беспокоиться… что ж, тогда, я думаю, с меня выпивка.
А я обычно не покупаю кому-либо выпить.
Частное послание, написано от руки и доставлено лично от советника по пилотам советнику по шахтерам, 95.1.1-19А (тейкскалаанское летоисчисление)
Девять Гибискус находилась на мостике, когда враг отправил корабли так близко в их сторону, что они оказались в зоне прямой видимости. По меньшей мере, сомневаться в этом не приходилось. Когда хищного вида серые трехколесные кольца, два больших и одно маленькое, переливаясь, разорвали мрак на самом дальнем краю зоны видимости «Грузика для колеса», она уже стояла там, потрясенная, как и все остальные. Такого сближения еще не было. Это означало, что они могли все это время приближаться на такое вот расстояние, но не делали этого. От этой мысли по ее коже побежали мурашки, но в тот же момент она подняла руку, привлекая всеобщее внимание, и сказала:
– Не стрелять. Ждем.
Они семь часов по всем открытым каналам транслировали послание специального уполномоченного, волна отражалась от задней стороны Пелоа-2 и уходила в глубину сектора, контролируемого инородцами. Но Девять Гибискус все равно удивилась, что им ответили. Если это был ответ, а не атака, удар прямо в сердце ее Флота, неожиданный, как электрод электрошокера, прижатый в темноте к уязвимой области за ухом.
Два корабля могли означать что угодно. Например, передовую разведку как доказательство того, что они способны материализоваться словно из ниоткуда прямо перед военным кораблем класса Вечный, коим был «Грузик для колеса» – и при этом их приближение даже не было замечено. Мог это быть и дипломатический корабль с сопровождением, большим и малым. Это мог быть и ударный отряд, если у них имелось оружие, более разрушительное, чем растворяющая полужидкая сеть, которая сожрала пилота «Осколка». Два корабля несли с собой недостаточно информации.
– Капитан, – сказал Пять Чертополох и тут же поправился: – Яотлек, они продолжают приближаться, наши энергетические пушки направлены на вектор их подхода.
Они все рассматривали корабли-кольца – все солдаты и офицеры, словно глазами могли разгадать их намерения. Груз человеческого внимания, сосредоточенного на нечеловеческой проблеме. От притока адреналина сердце Девять Гибискус бешено колотилось в груди. Ее главный офицер по оружию только что оговорился, забыл ее настоящее звание, назвал так, как называл прежде, когда их враги были понятными и манипулируемыми, предсказуемыми.
Все на мостике ждали ее решения – атака или ожидание. Оставалось только надеяться, что агенты министерства информации и в самом деле такие умные, какими кажутся, что, какими бы чуждыми и злобными ни были эти инородцы, с ними можно разговаривать. Или уничтожить, если они продолжат приближаться. Она не могла выкинуть из головы мысли об «Осколке», который была вынуждена сбить, о том, как пилот умоляла о смерти, прежде чем была сожрана. Как все остальные пилоты «Осколков», которых она могла слышать, умоляли ее, и их биологическая обратная связь была полна неприкрытого ужаса. Отзвуки этого потрясения все еще были слышны.
И все же она вызвала специального уполномоченного, обратилась в министерство информации, а не в Третью Ладонь. Там никогда не одобряли ее методы работы с людьми, не говоря уже об отношении к тому, какую стратегию она может избрать относительно инородцев. министерство информации приготовило сообщение, и после его отправки что-то изменилось.
