– …И Дзмаре – одна из них? – удалось вставить ему.
– Подумайте: она появляется, нарушает кристально хрупкий мир между министерствами, фигурирует в сводках новостей, пишет одно-два стихотворения, проводит своего патрона в императоры – а потом исчезает. Нет, я не говорю, что Ее Великолепие – плохой выбор. Ее Великолепие была идеальным выбором, и я готова поклясться в этом в храме солнца, готова тут же вскрыть себе оба запястья! Но вот Дзмаре снова появляется, причем на поле боя, и я тут же получаю секретный доклад от одного из капитанов Флота о возможном нарушении верности другого капитана. Яотлека, ни больше ни меньше. Эта Дзмаре – деструктивная личность, хочет она сама того или нет.
– Как вы распознали ее? Как вы научились распознавать таких, как она? – спросил Восемь Антидот, сам не зная, почему спрашивает. – Я встретил ее в саду, когда она была здесь. Ей нравились дворцовые певчие. Думаю, она была пьяной… и грустной.
Три Азимут кивнула.
– Она вполне могла быть и пьяной, и грустной. Она же была варваром при дворе. Дзмаре не похожа на человека, который сознательно несет зло Тейкскалаану, во всяком случае, не напрямую. Это нормально, малыш, что вы не думали о ней в таком качестве. Я это делаю потому лишь, что такова моя работа с давних пор – замечать подобных людей и ситуации, создаваемые ими.
– Для этого и существует министр войны?
– Звезды небесные, нет, конечно! Министр войны нужен для того, чтобы военное превосходство Тейкскалаана продолжалось вечно и беспрерывно. Выявлением деструктивных личностей я занималась, когда была военным губернатором системы Накхар.
Система Накхар. Восемь Антидот знал, что за время правления Три Азимут там не было ни одного бунта – в системе Накхар, где бунт случался приблизительно каждые семь лет. Но это было до прибытия туда Три Азимут.
До того как Три Азимут обратила внимание на деструктивных людей и приняла меры, чтобы они перестали быть деструктивными.
* * *
Махит помнила это ощущение – чувство, будто тебя переносит от одного момента к другому, и это происходит в яркой дымке изнеможения, бравады и культурного шока. Так происходило каждый раз после полного погружения в тейкскалаанскую атмосферу. На корабле Флота эта атмосфера была такой же густой, как и в императорском дворце, – и такой же отравленной. Словно в тейкскалаанском воздухе присутствовал некий загрязнитель, столь же всепроникающий и мозгодробительный, как жара на Пелоа-2. Махит чувствовала себя так, будто летела, ничем не ограниченная. Она только что закончила переговоры – насколько это можно было назвать переговорами ввиду языковых ограничений – с некими невразумительными существами…
<Ты о ком – об инородцах или о яотлеке?> – пробормотал Искандр. Он тоже летел – об этом свидетельствовал его забористый смех. Призрак ее поврежденного имаго давно так ярко не проявлялся в их тройственном союзе.
«Об обоих», – сказала Махит; дверь отведенного им с Три Саргасс помещения закрылась с пневматическим шипением, когда они вошли. Махит все еще вибрировала, все еще радостно торжествовала и одновременно приходила в ужас. Но сейчас, оставаясь вдвоем с ее бывшим координатором по культурным связям, а теперь с партнером в переговорах, знавшей о ней все и ничего, она видела приближающееся изнеможение. Точку, за которой ей ничего не нужно будет делать, где тишина и покой обвалятся на нее, как неожиданный скачок гравитации.
– Спасибо, – сказала Три Саргасс, ее голос громко прозвучал в тишине, где единственным звуком был шепоток корабельной системы очистки воздуха.
Махит этого никак не ожидала.
– За что? – спросила она, повернувшись к Три Саргасс, которая по-прежнему выглядела неважно: серая кожа на щеках, впавшие глаза, вся в напряжении и подавляемой эйфорической истерике.
– Ты смогла пропеть им их собственные звуки, – сказала Три Саргасс. – Мне бы и в голову такое не пришло. Максимум что-нибудь другое и не так сразу. И смотри, чего мы добились, ты только подумай, Махит! Ни одно человеческое существо, кроме нас, никогда еще не говорило на этом языке. Мы единственные.
«Так я уже, значит, человеческое существо?» – горько подумала Махит, но отринула этот вопрос как нежелательный. Неужели она не может порадоваться? Неужели не может почувствовать вкус победы, как его чувствует Три Саргасс?
<Один только раз>, – сказал Искандр. Или она сама себе это сказала?.. Она не могла разобрать. Трудно сказать, когда она так сильно хотела, чтобы ей было позволено погрузиться в яркое головокружение от свершения, оттянуть неизбежную катастрофу хоть немного…
– Я все еще считаю, мы имеем дело с некой разновидностью пиджина – они говорят друг с другом, а мы этого не слышим. – Она даже не знала, почему не соглашается с Три Саргасс, почему нужно принижать проделанную ими работу. Яотлека перед ними сейчас не было, ей не требовалось оправдывать следующий раунд переговоров или честно сообщать об их неудачах.
– Махит, – сказала Три Саргасс с горячностью в голосе.
– Да?
– Тихо.
Она близко подошла к Махит, настолько близко, что Махит ощутила очертания ее тела, занятое им пространство в воздухе, запах ее засохшего пота. А потом руки Три Саргасс оказались в волосах Махит, сгибая ее тело дугой для поцелуя.
Махит показалось, что она произвела какой-то звук, шум, сдавленное слово, полупроизнесенное, но рот Три Саргасс был теплым, он открылся, прикоснувшись к ее губам, и поцелуй был искренний, не предложение или вопрос, а требование. Сплошное желание – не соединение от усталости и скорби, каким был их первый и единственный прежний поцелуй, в глубине Города, в ожидании смерти Шесть Пути в храме солнца, благословенного перед всем Тейкскалааном. Это было…
<Вот так. Как оно было для меня. Да>.
Ее руки нащупали лопатки Три Саргасс, кривую ее талии, край тазовой кости, которая идеально ложилась в ладонь Махит. Точно так более крупная ладонь Искандра накрывала тазовую кость Девятнадцать Тесло, и это удвоение распаляло почти до невыносимости, вспышка желания подобна электрическому разряду между ее бедер. Она как-то отстраненно подумала, не будет ли секс иным теперь, когда у нее имаго с мужскими телесными воспоминаниями, но решила не придавать этому значения, потому что все будет хорошо, и, решив, поняла, что уже принимает все, что произойдет. Что она ничего не предлагает и ничего не просит, а просто говорит «да». Как Искандр сказал «да» сначала императору, а потом Девятнадцать Тесло – и что с ним сталось?.. Но господи, не имело значения, что они так и не уладили раздрай между собой, это не имело ни малейшего значения, она не хотела ни о чем думать теперь, кроме ее желания, кроме победы, кроме того, что желанна…
Издалека, придушенная ее желанием мысль: <Вот так и происходит наше падение – когда мы становимся желанны>.
Искандр, возможно, был прав, но Махит не брала это в голову.
Три Саргасс оборвала поцелуй, медленно вобрав в рот нижнюю губу Махит, у которой от этого непреднамеренно перехватило дыхание.
