— Эта пигалица действительно знаменита? — закончивший с сигналками Жак уселся на свое место, с завистью поглядывая на босса. Зигфрид уже блаженно улыбался, чувствуя, как его мышцы расслабляются, а голова легчает, обещая скорый, пусть и неглубокий, сон.
— Тебе бы почаще бывать в обществе, Жак, — оторвался от чистки ружья Хестан, подняв голову, — Эту сучку ищут в десятке стран Лазантры, а про историю в Глейтвитце ходит настоящая легенда.
— Что она сделала?
— Ушла, — иронично хмыкнул эльфорк, почесывая чистым мизинцем свою зеленоватую щеку, — Барон Черемшан, знаешь хоть такого? О… знаешь. Так вот, вся его бригада обложила городок под названием Глейтвитц. Уютное тихое местечко, до сих пор ездят на лошадях и схавнах, никаких автомобилей и паровиков. У местного владетеля случился бал, на котором Суматоха присутствовала вот этой своей тощей персоной. Черемшан обложил весь город. Понимаешь? Весь. Его парни были готовы ко всему — к прорыву, к штурму папаши этой сучки, даже к мамаше, явись эта безумная стерва со всей своей командой головорезов, тоже были готовы. У Суматохи не было ни шанса уйти из замка. Но она ушла, чуть ли не по главной улице, да еще и с грузом.
— Это как? — проявил заинтересованность Жак, покосившись на начавшего клевать носом дер Ваарса.
— В городке был институт благородных девиц. Такое, знаешь ли, уютное заведение для чистеньких высокородных девочек, учащихся манерам, — хмыкнул чистящий ружье наёмник, — Так эта оторва еще до бала каким-то образом туда проникла… ну и добавила воспитанницам в вечерний чай афродизиака производства своего папаши. Через несколько часов, ровно тогда, когда все люди Черемшана заняли позиции, ворота института отворились, а город наводнился очень жаждущими мужского тепла красотками самых голубых кровей. На балу у владетеля присутствовало большинство родителей осатаневших девиц…, так что тебе не составить труда представить, что воцарилось в городе. Трех фонарщиков повесили прямо на их столбах… и без штанов. И это было только началом!
— Эх… действительно, Суматоха, — Жак покрутил головой, принимаясь раскладывать собственное оружие. Впереди наёмников ожидала не такая уж и короткая дорога домой, следовало использовать любую возможность, чтобы обслужить железо. Но по лицу задумавшегося парня было видно, что он представляет себе город, полный неадекватных девушек, домогающихся до первого встречного. Эльфорк понимающе осклабился, а затем начал рассказывать еще одну историю, в которой главным фигурирующим лицом была доставшаяся им пленница.
Троица наёмников пребывала в смешанных чувствах. С одной стороны, они играючи взяли куш, который не оказал ни малейшего сопротивления, с другой стороны — лишились на ровном месте двух старых и проверенных товарищей, что для команды с их квалификацией было настоящей трагедией. Жак, недолго думая, внес крайне щекотливое предложение — увести пленную Суматоху в соседний Затрид, да сдать её там по полной цене, а не отдавать гильдии, через которую они получили этот заказ, безбожные 85 процентов. Понимания предложение не встретило, слишком «громкая» была добыча, слишком открытым был заказ. За снятие таких сливок их будут искать годами. Отряду Зигфрида просто повезло быть единственными из доступных на тот момент.
— Давайте отдыхать, парни, — очнувшийся на минуту дер Ваарс перевел себя в горизонтальное положение, намекая, что разговоры пора завязывать. Возвращаться им будет куда тяжелее, чем бежать налегке по следам, оставляемым двумя неумехами — по уверению эльфорка-медика, Суматоха не будет вязать лыка чуть ли не неделю, так что её придётся тащить.
Хорошо, что она легкая.
Сон лесного ходока под дреем штука нервная и чуткая, за что препарат и ценится. Химия борется с химией, помогая телу и голове хоть немного прийти в себя после забега в несколько суток, но тонус мышц и скорость реакции в случае чего сохраняются полностью. Зигфрид просыпался каждые 10–15 минут, приоткрывая глаза и оценивая обстановку. Жак сидел, отвернувшись от костра, сторожа их покой, Хестан просто лежал с закрытыми глазами на спине. Мышцы лица и рук эльфорка мелко подёргивались, он был в сознании. Такой «отдых» был почти неэффективен, но наёмники практично использовали малейшее подспорье в своем деле.
Мешала Суматоха. Девушка сидела на куске кабаньей шкуры, даже не думая спать. Она постоянно бурчала что-то себе под нос, булькала, сдавленно хихикала — балдела, одним словом, во всю свою нелегкую душу. Дер Ваарс, вынужденный проспаться от её шуршания куда чаще, чем ему бы хотелось, был вынужден лишь тихо негодовать, шансов утихомирить пребывающую под кайфом пленницу было маловато. Слишком уж она была тощей, проверять легенды о живучести этой особы наемник не хотел, посему лишь прилагал волевые усилия, чтобы забыться покрепче.
В какой-то момент это ему удалось. Следующий раз он открыл глаза, когда Хестан, принявший свою дозу дрея, уже лежал на боку, скрючившись в позе эмбриона. Морально подготовившись встать через пару часов, командир группы наёмников снова смежил веки… чтобы почти тут же их распахнуть.
Что-то журчало.
Подхватившись с места, он поднял своим резким движением товарищей, лишь затем, чтобы затейливо выругаться — их пленнице приспичило сходить в заботливо выкопанную заранее ямку. Упали вновь они с медиком на свои лежаки быстро и решительно, вяло горя желанием добрать каждую оставшуюся минуту отдыха.
Сильное шипение от костра и глухой вскрик Жака были настолько неожиданны, что дер Ваарс даже застыл на целую секунду, пытаясь понять, не послышалось ли это ему. Жак снова ругнулся, коротко и бешено, сопровождая ругательные слова лязгом затвора винтовки, что окончательно заставило двух других поверить, что это самая что ни на есть боевая тревога. Зигфрид вскочил, но не увидел ничего кроме тьмы — костёр потух, а света звезд было слишком мало. Пальцы стиснули ружье, дуло заметалось из стороны в сторону, сбоку тихо ругнулся Хестан, тоже чем-то лязгая из своего арсенала.
А затем раздался изумленный всхлип, совмещенный с выдохом.
Зигфрид был опытным лесным ходоком. Ровно такой звук он неоднократно слышал, более того — извлекал с помощью ножа из зазевавшихся часовых. Именно так организм любого разумного реагирует, если ему вгоняют в почки сталь. Дальше тело и разум ветерана действовали ровно так, как полагается работать опытному солдату, лишенному зрения — он начал стрелять вслепую прямо на звук, изданный Жаком.
Выстрел с ружья, оно летит под ноги, пока дер Ваарс выхватывает из-за пазухи револьвер, чтобы тут же разрядить его в Жака. Затем он роняет уже отслуживший свое пистолет, нагибаясь и хватая винтовку, чтобы выполнить с ней в руках длинный кувырок вперед. Потом он планирует отпрыгнуть чуть левее, готовясь к стрельбе с позиции лежа, надеясь, что начнет стрелять Хестан, подсветив для Зигфрида цель.
Манёвр удается и, спустя какую-то секунду с копейками командир лежит в сторонке, чутко прислушиваясь к происходящему. Кроме хрипов и клокотания, которые, скорее всего, испускает Жак перед смертью, ничего не происходит. А потом неожиданно слышится голос Хестана. Ровный, отрешенный, безэмоциональный.
