– Можешь звать меня Лихаэль, Асся, – представился «рыжий нудист».
– М-да, только личного Лиха Двуглазого мне не хватало для полного счастья, – обреченно вздохнула девушка и снова взлохматила свои стоящие дыбом волосы. – И повторяю, я АСЯ! Ну пошли, показывай, где кости бросить.
Спящий Предок, очевидно понимающий в странных речах человечки более Эльмиавера, благодаря стихийно возникшей при ритуале кровной связи, снова рассыпал завораживающий смешок.
Эльфийского законника заходить в гости не пригласили, но он вынужденно скользнул на тропу вслед за Лихаэлем и Асей. Оставлять этих двоих без присмотра ему не позволял священный долг перед Великим Лесом.
Гордо вскинутой головой Спящий Предок повел в сторону непроходимых зарослей, у которых они оказались втроем через несколько мгновений. Эльмиавер даже чуточку позавидовал. Почему-то для него Лес никогда не распахивал путевую тропу с такой охотой и радостью. И это после веков верной службы.
Колючие заросли, к которым привел компанию Лихаэль, весьма напоминали зловещим видом те темные деревья, которые портили эстетику или жизнь Гиаль в святилище, разве что были не черного, а темно-зеленого цвета.
Переведя взгляд на колючки, Лихаэль прищурился и хлопнул в ладоши. Аплодисменты ни к чему не привели. Если только кусты гордо приосанились, довольные признанием их колючих заслуг? Но это утомленному бегом по тропам, волнениям и ритуалом Эльмиаверу могло показаться.
– И? – не поняла юмора Ася. – В колючих кустах и под ними я тоже жить не умею и не буду.
– Хм, – сказал Спящий Предок. – Слишком крепко спит.
Подошел ближе к живой ограде и провел ногтем по ладони наискось, получилось круче, чем ножом. Порез вышел знатный. Лихаэль собрал рубиновую влагу в горсть и бросил вперед. Та рассыпалась сверкающими алыми бусинами на кусты.
Кажется, кровь даже не успела долететь до зелени, ее втянуло со скоростью пылесоса. Чуть ли не с жадным чавком. Лихаэль снова хлопнул в ладони. Причем левая уже успела исцелиться после членовредительства и ничем не отличалась внешне от правой.
Высокие кусты, казавшиеся неприступной стеной, зашевелились, как живые, и расступились, превращаясь в элегантную арку; колючки куда-то спрятались или вообще втянулись. Открылся вид на вполне пристойную широкую тропу. Густая, но короткая щетка изумрудно-зеленой травы тут, очевидно, служила вместо плитки, песка или гравия. А более высокая работала бордюром, через который, судя по шипам некоторых растений и слишком ярким цветам, соблазнительно покачивающим головками, переступать не рекомендовалось даже с точки зрения совершеннейшего профана в ботанике.
Короткая тропинка привела путников к… громадному дереву? Или дому? Или даже древо-дому или вовсе древо-дворцу. Вроде бы ствол имелся, густо-золотистого цвета с более темными прожилками, но имелись и окна, двери, ступени – в общем, все, что положено строению. С той лишь разницей, что это никто не строил, оно само выросло или вырастили? И это продолжало оставаться живым. Асе показалось, что, если приложить ухо и прислушаться, можно услыхать шум соков, бегущих в гигантском стволе. Куда там бедолаге баобабу, в сравнении с этим деревом, гигант показался бы жалким лилипутом. «Домик» в ряды секвой, конечно, не рвался, но ему было куда стремиться и на кого равняться.
Ася вслед за Лихаэлем вошла в дверь, закрытую лишь живой шторкой – плотным зеленым плющом. Эльмиавер остался снаружи. Ему доступа в личные владения Спящий Предок не дал. Позабыл или не пожелал.
Внутри было светло, не пыльно и гораздо больше пространства, чем казалось снаружи. Словно внутрь немаленького дома как-то ухитрились утрамбовать не два или три, а не меньше десятка пространств аналогичных габаритов.
Один высокий холл с изумительной резьбой на настенных панелях был больше всего древа. Коврами внутри него служили не только тканые творения мастеров, но и травы нескольких разновидностей, и мох. Мебелью – и работы столяров, и ветви да корни древ. Ася на спор не стала бы даже пытаться отличить одно от другого. Слишком велик был риск ошибиться. Сочеталось все столь гармонично, что соседствовало или перетекало друг в друга незаметно для глаз самого внимательного зрителя. Лихаэль снова хлопнул в ладоши, и повеял легкий ветерок.
– Иди, духи дома тебя проводят в покои. Выберешь нужную одежду.
– А насчет еды? – насторожилась Ася.
– Листья съедобны, – рассиялся улыбкой Лихаэль, махнув в сторону не то статуи, не то куста в стене рядом.
– Я люблю мясо, – мрачно буркнула девушка.
– О! Тогда, человечка, я поймаю тебе оленя. Любишь парную печень или сердце? Или хочешь кровь из жилы? – принялся воодушевленно расспрашивать чудик.
Ася скрипнула зубами, закипая, и неожиданно поймала смеющиеся искры в переливчатых, как драгоценные камни, глазах этого невозможного типа с рыжими, нет, скорее ало-рыжими или вовсе закатного оттенка волосами. Он ее троллил! Натурально троллил!
– Эй ты, рыжий нежданный родственничек, если будешь меня подкалывать и дальше, станешь, как тезка, одноглазым.
– Тезка? Не знаю, расскажи! – не обиделся, увлекаясь новой информацией, тот, кого дедушка-эльф обзывал Спящий Предок.
– Персонаж наших сказок. Неопределенного пола, с феноменальным даром навлекать неприятности на других одним своим присутствием. Второго глаза у него или нет, или не видно из-под волос, а может, выбили за дурацкие шуточки, потому называется Лихо Одноглазое, – нехотя выдала информацию девушка.
– Хм, – приосанился Лихаэль, секунду поразмыслил и просиял, включая прожектор-улыбку: – Мне нравится, дозволяю тебе обращаться ко мне Лихо, Ася!
Ася выдала только звучный фейспалм, пробормотала «ёкарный бабай» и потопала в неизвестном направлении, куда ее подталкивал незримый, но ощутимый ветерок.
Неодноглазый Лихо не соврал. Жилье он своей нечаянной родственнице предоставил. И даже не комнату, а целые апартаменты: спальню, ванную и то ли кабинет, то ли комнату отдыха, где диваны перетекали в кресла и сползали в ковер, а столики и светильники вырастали из пола и стен. Ванная тоже имела мало общего с традиционной человеческой. Деревянное абстрактное нечто в виде углубленной амебы, вырезанной прямо в полу, и умывальник-ручей. Как что тут регулируется, Ася пока даже изучать не стала, чтобы не застрять с экспериментами на пару или более часов.
Самой традиционной из комнат, разграничивающихся деревянными стенами-панелями и вездесущими живыми жалюзи, оказалась спальня. Овальное ложе с балдахином в виде перевернутой чаши цветка. Бело-серо-голубое, не режущее глаз контрастами.
На этой кровати нашлись и несколько предметов туалета. В смысле какие-то невесомые не то платья, не то туники, не то ночные рубашки. Нижнего белья и штанов к ним не полагалось.
Ася выдохнула сквозь зубы и риторически уточнила у пространства:
– А куртки, брюки и трусы с лифчиком по здешнему фэншую не положены?
