Она привела в порядок выражение лица.
– Привет, Биргитта. Можно мне присесть? – спросил он, стоя по другую сторону стола.
Она выпрямила спину. Он протянул руку, они обменялись рукопожатиями. Он все тот же – те же непокорные слегка длинноватые волосы, те же горящие глаза.
– Конечно, – ответила она. – Хочешь бокал вина?
Он тяжело уселся на стул напротив нее.
– Да, – ответил он, – почему бы нет?
Гитте помахала официантке – безнадежному местному кадру. Попросила принести еще бокал и еще одну бутылку.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, вглядываясь ей в лицо.
– Спасибо, – ответила она. – Суставы плохи, а вот с головой все в порядке.
– Ты прилетела сегодня?
– Я не летаю.
Он посмотрел на свои руки – в своей обычной манере. – Ты приехала из-за папы? Я слышал, он совсем плох. – Его нужно срочно перевести в дом престарелых с уходом. Завтра утром встречаюсь со специалистом социальной службы.
Викинг скептически приподнял брови.
– Вот как? – переспросил он. – Ну удачи.
Он пригубил вина, но никак не прокомментировал его качества.
– Как у тебя дела? – спросила она. – Как дети? И как поживают Свен и Карин?
Он проглотил вино и кивнул.
– Хорошо, – ответил он. – У всех все в порядке. Маркус живет тут, в городе, работает на ракетной базе. Он обручен с Юсефин, у них двое детей.
– О, так ты уже дедушка!
– Свен живет в социальном доме в Видселе, а мама в точности такая же, как и всегда. Элин в Стокгольме. Живет одна, насколько мне известно.
– Где она живет? – спросила Гитте.
– Сёдер.
– А, там же, где и я.
– Послушай, – проговорил он. – Вообще-то у меня к тебе дело. В связи с находкой на мосту.
Ясное дело, а чего она ожидала?
– В пятницу вечером, перед тем, как пропала София, – начал он, – в августе тысяча девятьсот восьмидесятого. У вас был читательский клуб. Что-нибудь особенное произошло в тот вечер? Кто-нибудь сказал что-нибудь необычное?
– Ты имеешь в виду Софию? Не сказала ли София…
Он прервал ее, подняв ладонь.
– Нет, – сказал он. – Кто-нибудь из других девушек не сказал ли чего-нибудь необычного?
– Кого ты имеешь в виду? Агнету?
Он посмотрел прямо ей в глаза.
– Например.
Она ощутила прилив злости – все о стальные важнее, чем она.
– Ты расстроился, когда она взяла и уехала, не так ли?
Он продолжал смотреть на нее, не поведя и бровью.
– Поэтому ты живешь один? – спросила Гитте, опустошив свой бокал. – Потому что Агнета не захотела быть с тобой?
На секунду он, казалось, даже удивился, что она помнит такие подробности.
– Я живу один, – ответил он, – потому что моя жена пошла на болото Кальмюрен и утонула.
Зал накренился, Гитте склонила голову набок, чтобы все пришло в норму.
– А, твоя жена. Как бишь ее звали – Хелена?
Он кивнул.
– Именно так. Но если ты помнишь что-либо особенное о том вечере в августе тысяча девятьсот восьмидесятого, то это может оказаться очень ценно.
– Твой папа допрашивал меня, – проговорила она. – Тогда, сорок лет назад. Думаешь, я помню сегодня больше, чем помнила тогда? Или вы потеряли протокол допроса?
Он внимательно смотрел на нее.
– Мне кажется, на допросах вы не были до конца откровенны, – сказал он. – Мне думается, что в вашей группе что-то произошло, какой-то инцидент, в котором ни одна из вас не желала признаваться. По крайней мере, тогда. Сейчас уже можно все рассказать – это не опасно.
Она расхохоталась.
– Ты думаешь, зловонные тайны с годами начинают благоухать?
– Так были какие-то тайны?
– Кому и знать, как не тебе!
– Мне нужно поговорить с тобой об этом, – сказал он. – Хотя нет необходимости делать это прямо сейчас, можем встретиться завтра утром в участке, если тебе это предпочтительнее.
Она снова рассмеялась. Казалось, он собирается встать.
– Сядь, – с казала Гитте. – Она позвонила мне. Агнета позвонила мне. Она села на автобус до Лулео, а в субботу вечером на автобусе Norrlandskusten отправилась в Стокгольм.
Викинг пристально посмотрел на нее.
– В субботу вечером? Агнета позвонила тебе в субботу вечером? И что она сказала?
– Я с ней не разговаривала, она оставила сообщение на моем автоответчике. Она была в Доксте, звонила из автомата в закусочной для дальнобойщиков.
Глаза Викинга сузились.
– И ты совершенно уверена, что это было в субботу вечером? Второго августа?
– Вернее, в ночь на воскресенье, на третье. Она попросила меня сдать ключи от ее работы, сам знаешь, от этих строительных бытовок, в контору муниципалитета в понедельник утром. Они лежали под ее дверным ковриком в Трэске.
– Ты это сделала? Пошла с ключами в контору?
Гитте пришлось ухватиться за край стола, потому что все помещение закружилось.
– Не-а, – ответила она. – Гунилла отвезла меня с моими сумками обратно в Питео в воскресенье вечером. Я попросила Карину.
– Почему она так поспешно покинула Стентрэск? Она ничего вам об этом не рассказывала?
– Думаю, это было вовсе не так поспешно, она давно это планировала. Ее мама лежала в Фюрунэсе, а сама она поступила на курс в Карлстаде. А что? Что ее тут удерживало?
Биргитта снова рассмеялась – у Викинга был такой несчастный вид. Подумать только, его отвергла глупенькая заика, какой удар для его гордости. Она опустошила бокал и попыталась налить себе еще, но бутылка оказалась пуста.
– Карина, – проговорила она и почувствовала, что голос уже не очень повинуется ей. – Карина психопатка. Лгунья, начисто лишенная эмпатии, гипертрофированное самомнение…
Она громко икнула и помахала официантке пустой бутылкой.
– Опасна для своих близких, – добавила она.
Официантка приблизилась, но Викинг жестом остановил ее.
– Я все знаю про тебя и Софию, – проговорила Гитте, ощущая, что сейчас упадет со стула. – Знаю, что она занималась с тобой оральным сексом, Викинг, на заднем сиденье в машине твоей мамы…
Викинг поднялся, бросил взгляд в сторону человека, с которым пришел. Тот сидел в баре с кружкой пива. Скорее всего, коллега – по виду типичная ищейка.
– Известно ли это полицейскому руководству? – спросила Гитте. – Что ты с ней трахался? Ведь трахался же, а? Она тебе надоела? Начала предъявлять требования? Или залетела? У тебя самые веские мотивы, ты – ее бывший…
