– 19791.
Набранный номер.
– В-викинг?
Она громко разрыдалась.
– П-помоги мне, – выдавила она из себя. – Мне нужна помощь. С м-м-мамой. Она совсем р-р-рехнулась.
– Агнета? Это ты?
Она кивнула, хотя он не видел ее.
– Угу.
– Ты дома, в Трэске?
– Угу.
– Хорошо, я еду.
Он положил трубку.
Она снова вышла в подъезд, посмотрела через стекло двери. Мама направлялась к детской площадке. Двое детей качались на качелях, а другие играли в песочнице. Агнета распахнула дверь, выбежала наружу.
– Мама! – крикнула она. – Соня! Соня Мякитало! Слушай м-меня!
Мама остановилась, медленно повернулась. В глазах горел страх.
– Соня Мякитало, – громко произнесла Агнета. – Я знаю, что тебе страшно, но все в полном п-порядке.
– Они хотят сжечь меня на костре, – сказала мама.
Сколько времени ехать от Кварндаммсвеген? Пять минут? Десять?
– Это н-недоразумение, – сказала Агнета. – Тебя никто не собирается жечь. Это б-булочки будут печься.
Мама замигала. Ноги у нее дрожали, черные волосы на лобке выделялись на фоне белой кожи.
– Булочки?
– Булочки с корицей, – кивнула Агнета. – И с кучей жемчужного сахара сверху.
Несколько родителей детей на площадке заметили их – особенно голую женщину с ножом. Они кинулись к своим детям, схватили их на руки и побежали к подъездам и машинам. Агнета судорожно хватала ртом воздух.
– Тебе кажется, что пахнет горелым? – продолжала она. – Т-так и есть. Один противень подгорел. Сильно подгорел. Но остальные б-булочки хорошие. Вкусные. Свежеиспеченные.
– Они говорят, что я колдунья.
Боже, сколько времени прошло?
– Нет, они сказали мне, что я болтунья. Я разговаривала на уроке математики.
Мама посмотрела на нее с недоверием, взгляд скользил по облакам, по земле, по контурам строящегося моста.
– Все небо горит, – проговорила она. – Я никогда не вернусь домой к Богу.
– Вернешься, – возразила Агнета. – Однажды, через много-много лет. Но сначала давай поедим булочек и попьем кофе с молоком.
Зеленый «гольф» пулей влетел во двор между домами, резко затормозил. Мама закричала и подняла нож.
– Это приехали булочки! – крикнула Агнета. – С-смотри, только что испеченные!
Из машины вылез Викинг. Рубашка у него была застегнута криво, наверное, он еще не встал, когда она позвонила. Он перевел взгляд с мамы на Агнету и снова на маму, закрыл за собой дверцу машины.
– Доброе утро! – крикнул он.
– Видишь! – крикнула Агнета. – Сейчас будут булочки.
Викинг сделал пару шагов в их сторону, улыбнулся маме с ножом.
– Точно, – сказал он. – Булочки.
Мама стояла неподвижно, на молочно-белой коже темнели соски, сморщившиеся от утреннего холода. Она никогда не подставляла тело солнцу.
– Я не хочу, – проговорила она. – Не хочу, чтобы меня сожгли на костре.
– Только один противень подгорел, – крикнула Агнета. – Мы должны проветрить.
Викинг встретился с ней глазами, вопросительно поднял бровь. Она осторожно приблизилась к нему.
– В психиатрическую, – проговорила она тихо, подойдя вплотную. – К-как мы запихнем ее в машину?
Викинг указал на свой задний карман.
– Я стырил у папаши наручники.
– Дай мне.
Он передал ей за спиной наручники, она засунула их в карман джинсов.
– Мама, – начала она, приближаясь к маме. – Как хорошо, что ты взяла с собой нож. Булочки такие большие, я больше половинки не съем. Ты можешь разрезать ее пополам?
Мама слегка попятилась.
– Нет, – проговорила она, – ни за что…
– Ну тогда я сама, – ответила Агнета. – Дай мне нож, я сама разрежу булочку.
Поначалу мама заколебалась, но потом протянула Агнете нож.
Агнета взяла его, кинула далеко за спину и повалила маму на землю. Тут уж ничего не поделаешь. Мама была в шоке, дико закричала – она довольно сильно ударилась о гравий. Агнета вытащила наручники, ей удалось защелкнуть один на запястье у мамы, и тут подскочил Викинг и защелкнул второй. Затем ловко повернулся и надел такие же маме на лодыжки.
Кричать мама перестала. Теперь она лежала в полной апатии, щекой прямо на гравии, тяжело дыша. Из разбитой губы у нее сочилась кровь.
– О’кей, – сказал Викинг. – Я подгоню машину. Агнета держала маму, пока Викинг подогнал «гольф». Они запихнули маму на заднее сиденье, Агнета села рядом. Викинг рванул с места, машина понеслась в сторону центра, мимо Кварндаммской школы, полицейского участка, церкви, вверх по склону Кулосен.
Соню Мякитало немедленно положили в закрытое отделение.
Собственно говоря, она больше оттуда не вышла.
Два года спустя она умерла в психиатрической больнице Фюрунэса возле Питео.
На ее похороны приехал один человек – дочь Агнета. Но тут мы слишком далеко забегаем вперед.
В тот день в июле 1980-го года, когда небо было ясным, но в воздухе повис запах гари, врач отделения скорой помощи Гунилла Ланде́н сидела с Агнетой в кабинете после того, как маму положили в отделение психиатрии. Так они сидели далеко не впервые.
– Мне очень жаль, что тебе пришлось все это пережить, – сказала врач, ставя перед Агнетой чашку кофе. – Ты могла позвонить нам раньше, когда поняла, к чему идет дело.
– Но м-мне обычно удается это остановить, – ответила Агнета. – Если только она перестает пить и п-поспит, приступ проходит.
Гунилла Ланде́н кивнула.
– Я знаю, что ты так думаешь, но ты не обязана нести на себе такую ответственность. Ты можешь сразу нам позвонить. Ты знаешь, что она может представлять опасность – для себя и для других.
Агнета опустила глаза, глядя на свои руки.
Ей уже исполнилось восемнадцать – в марте, так что теперь опасность миновала. Теперь ее не могут отправить в приемную семью, как тогда, когда их с трудом нашли, прочесав лес.
Гунилла Ланде́н откинулась на стуле, изучая ее с дружелюбным вниманием. Она знала, что Агнета ходит в «Полярный круг» – в тот же читательский клуб, что и ее падчерица.
– Ты закончила гимназию, не так ли?
Агнета кивнула.
– Экономическую п-программу. Двухлетнюю.
Этот последний факт говорит не в ее пользу. Все, у кого хорошие отметки, учатся на трехлетней программе.
