– Are you hungry?
[15] – спросила она.
– We’ve had dinner
[16], – ответил он.
– How about that drink you talked about?
[17] – спросила она, раздвигая ноги.
Он опустил глаза и отвернулся.
– I’m sorry, – проговорил он, – but we have some work to do tonight…
[18]
Она сглотнула, пока до нее доходил смысл сказанного. Он поимел ее и теперь мечтает как можно скорее от нее отделаться. Она стала нащупывать рукой трусики. Он снова зашел в ванную, закрыв за собой дверь.
Джемпер оказался под кроватью, где было полно пыли. Карина бережно отряхнула его – е го связала одна из тетушек, за которой ухаживала на дому ее мама. Джемпер любимый, из красной мягкой пряжи, не колется.
– Я ухожу! – крикнула она в сторону ванной.
Американец не ответил.
Взяв куртку и сумку, она вставила ноги в ботинки и вышла из номера. Коридор показался ей бесконечным, ей пришлось схватиться рукой за стену, чтобы остановить качку. Дверь, за которой исчезли коллеги американца, стояла приоткрытая, внутри горел свет, и там вечеринка была в полном разгаре. Все трое мужчин работали одновременно, девушка стояла на четвереньках, члены во всех отверстиях. От этой сцены Карина охнула, импульс возбуждения пронесся в ее пострадавшем паху. Инстинктивно нагнувшись вперед, она попыталась закрыть дверь, но дверь не закрылась – в ней застряла сумка. Карина задвинула ее ногой в комнату, но только когда дверь закрылась и щелкнул замок, в мозгу возникло осознание того, что она увидела: сумка была кожаная, из дубильни в Бёлебю. Тем временем снаружи стало совсем черно. Мороз крепчал, но ветер утих. Шел легкий снег. Между ног было холодно и липко. Возле киоска Дагге торчали мальчишки из старших классов со своими мопедами. По смеху она услышала, что среди них Хокан, младший брат Сусанны. Они принялись свистеть и орать ей вслед, когда она проходила мимо, но у нее не хватило сил даже показать им средний палец. От мороза в голове прояснилось. Карина взглянула на часы. Микки-Маус показывал без четверти десять. Не так уж и поздно. Ее подташнивало, но терпимо. Сумка была легкая, учебники она оставила в своем шкафчике в школе – какой смысл таскать их с собой и зубрить в выходные? В сумке лежали только записки и «Лолита». Остановившись на автобусной остановке на Кварндаммсгатан, Карина достала книгу. Дополнительный библиотечный переплет не помог. Корешок сломался, когда она наступила на него. Несколько страниц выпали и теперь, покружившись, приземлились в снег. Она подняла их, вытерла варежкой, щурясь на текст в свете уличного фонаря.
Но не скажется ли это впоследствии, не напортил ли я ей как-нибудь в ее дальнейшей судьбе тем, что во влек ее образ в свое тайное сладострастие? О, это было и будет предметом великих и ужасных сомнений!
Карина скомкала страницы и засунула в урну, сдавив в единый ком слова Набокова, бумажку от жвачки и использованный автобусный билет. Несколько мгновений она держала в руке книгу, потом вышвырнула и ее тоже.
Тротуар перед ее домом забыли посыпать песком. От только что выпавшего мелкого снежка стало ужасно скользко. Она осторожно продвигалась черепашьим шагом по ледяному покрытию, но все же поскользнулась, ударившись коленом и бедром. От боли на глазах выступили слезы, черт, черт, черт. Некоторое время она так и сидела на тротуаре. Мороз и влага проникли через ткань брюк, ягодицы отнялись, утратили чувствительность, в этом ощущении таилось нечто привлекательное и многообещающее. Мембрана, отделяющая от безумия, казалась тонкой и натянутой, словно кожа на барабане, этот выход всегда под рукой.
Мысль напугала Карину. Она поспешно поднялась на ноги.
Лампочка в подъезде на их этаже перегорела, но это не имело значения. В этом подъезде Карина знала каждый уголок, сразу нащупала замочную скважину. В нос ударил запах бекона, в животе у Карины перевернулось – обед в школе она тоже пропустила.
– Карина, это ты?
Из гостиной донеслось позвякивание, когда мама отставила на журнальный столик грог с кусочками льда.
– Угу, – буркнула она в ответ, сбросила ботинки, повесила куртку. Встала в дверном проеме со школьной сумкой на плече.
– Что вы смотрите?
Папа фыркнул.
– Ингемара Бергмана, – произнес он. – Подходящее занятие в пятницу вечером?
– Ингмар, – поправила Карина. – Его зовут Ингмар.
– Где ты была? – спросила мама.
– В читательском клубе, – ответила Карина. – Засиделись, заговорились. О творчестве Набокова и чем оно отличается от творчества Бродского.
– Ты поела?
– Угу, – ответила Карина. – Но бутерброд я все же съем.
– Там остались пальты
[19]. Как контрольная?
– Хорошо.
Карина вошла в комнату, которую делила с младшей сестрой, положила сумку на стол и засунула протоколы в обувную коробку – к остальным. Сестра валялась на кровати, читая одну из ее книг про Китти.
– Кто тебе разрешил это брать?
– Пойди убейся, – ответила Ульрика.
Карина вернулась в кухню. Остатки ужина стояли в холодильнике, она нарезала целый пальт на ломтики. Намазав на него сверху масло, начала есть, стоя возле мойки. Вошел папа, сел за кухонный стол, уставился на нее, не отводя глаз.
– Ты что, выпила?
Она развела руки в красноречивом жесте, показывающем, насколько нелеп этот вопрос.
– Бенни опять вчера задержали в пьяном виде, – проговорил папа.
– Знаю, – ответила Карина.
– А ты откуда знаешь?
– Все знают.
Она нарезала новый пальт, внутри оказалось много бекона. Сосредоточила все усилия на том, чтобы движения получались четкими и трезвыми.
– Хассе нашел работу, – сказал папа. – В Стокгольме.
Карина замерла, не донеся до рта пальт, почувствовала, как по телу пронеслась волна адреналина. Хассе был ее второй брат – тот, который не пил.
– В психушке, – продолжал папа каким-то странным голосом. – Санитаром.
– В Бекумберга
[20]? – спросила Карина. – Когда он переезжает? Где он будет жить?
