— Руфус не может мне отказать, да? — Амара уже сотни раз задавала Филосу этот вопрос. — Он как будто не возражал, когда я предложила, чтобы ты приходил ухаживать за ребенком; в тот раз он не сказал мне нет. Конечно, он должен согласиться. Он обязан сказать мне да. Обязан.
— Не накручивай себя, — говорит Филос, обнимая ее и притягивая к себе. — Как бы он ни поступил, твоей вины в этом не будет.
Слова Филоса ее не успокаивают. Она чувствует, как страх охватывает все ее тело, и цепляется за возлюбленного, вглядываясь в темноту за его спиной. Только они двое в состоянии по достоинству оценить друг друга, однако это никак не поможет им избежать сурового приговора или наказания. С тех пор как ее обратили в рабство, Амара никогда еще не испытывала такого сокрушительного ощущения беспомощности, и хоть ей и стыдно, но порой она жалеет, что полюбила Филоса, потому что в противном случае ей бы не пришлось нести тяжелое бремя женщины, которая выбрала несвободного мужчину.
Утром она поворачивается туда, где он лежал, хоть и прекрасно знает, что кровать с той стороны будет пустой. Амара протягивает руку и кладет ее на холодное покрывало. Должно быть, скоро рассвет. В комнате все еще темно, только пение птиц подсказывает, что ночь уже подходит к концу. Амара слышит скрип входной двери, когда Ювентус открывает ее, знакомый успокаивающий звук. Амара закрывает глаза, надеясь вновь погрузиться в сон, но вдруг резко их распахивает. Ювентус орет.
Амара быстро спускает ноги на холодный пол. Через голову натягивает тунику и выбегает из спальни. Марта уже ждет ее, тоже широко распахнув глаза от страха. Обе пробегают через атриум к входной двери. Ювентус больше не кричит. Он стоит рядом с Филосом, оба что-то обсуждают приглушенным, взволнованным голосом.
— В чем дело? — Амара переводит взгляд с одного мужчины на другого.
— На пороге, — отвечает Филос. — Не смотри…
Но Амара уже бросается к двери. Она видит спину Британники, склонившейся над чем-то на дороге. Амара подходит ближе.
Фабия. Старуху бросили на улице, положив на пороге Амары, в чудовищной насмешке придав ее телу позу, сходную со сторожевой собакой. Фабия не двигается. Рядом с ней кто-то написал мелом послание: Infelix. Несчастливая.
Амара быстро оглядывается — магазин Виргулы закрыт, улица пустынна — и стирает надпись ногой.
— Она?..
— Внутрь, — шипит Британника. — Мы отнесем ее в дом. Помоги мне.
Ювентус, Британника и Филос вносят Фабию внутрь, никто не произносит ни слова. На дороге, на том месте, где лежала старуха, остается темно-красное пятно. Они кладут Фабию в атриуме. Амара опускается рядом с ней на колени и щупает запястье.
— Жива, — выдыхает она.
— Нужно остановить кровь. — Это Марта, она стоит совсем близко. — Разденьте ее. Дайте мне обработать рану.
Амара глядит на Марту, пораженная спокойствием и хладнокровием служанки.
— Я ее раздену, — говорит Амара. — Принеси немного вина. И любую ткань, которую, на твой взгляд, можно использовать для перевязки.
Марта быстро выходит из атриума, а Амара наклоняется ближе к лицу старухи:
— Фабия, ты меня слышишь?
Нет никаких признаков, что она в сознании, но Амара продолжает говорить с ней, как если бы Фабия могла услышать:
— Мы снимем с тебя одежду. Я дам тебе новую, если эта порвется.
Британника дает ей нож. Хоть отец Амары и был доктором, она слабо представляет себе, как оказывать помощь при сильных повреждениях. Ее руки дрожат, когда она режет тонкую, пропитанную кровью тунику.
Тело Фабии тоже в крови, и Амаре требуется некоторое время, чтобы отыскать рану. Это глубокий порез на плече, все еще кровоточащий. Марта вернулась и отдает Амаре флягу с вином. Амара льет его на рану и сжимает края. Кровь течет сильнее и смешивается с вином. Фабия стонет от боли:
— Парис.
Амару пробирает холодный пот. Она не знает, зовет ли Фабия сына или называет имя человека, который напал на нее.
— Ты в безопасности, — шепчет она, а Фабия вновь впадает в забытье.
Марта стоит на коленях и изучает рану, тихо шепча себе под нос что-то на иврите и хмуря лоб, словно стараясь что-то припомнить.
— Думаю, она потеряла слишком много крови, — говорит она Амаре. — Но я попытаюсь.
Теми же грубыми руками, которыми она причесывает волосы Амаре, Марта рвет ткань, оборачивает ее вокруг раны, а затем берет деревянную ложку, которую, видимо, принесла с кухни. Она перекручивает ткань ложкой, чтобы повязка легла плотнее и врезалась в кожу Фабии. Та вновь стонет.
— Так тебе будет лучше, — ободряет Марта. — Потом я ее ослаблю.
Наложив таким образом жгут, она рвет остатки ткани и бинтует рану, слой за слоем, пока кровь не прекращает просачиваться сквозь нее.
— Сколько раз ты уже это делала? — Амара во все глаза смотрит на Марту, на ее быстрые, четкие движения.
— Столько раз, что я и не сосчитаю, до того, как мы сбежали в Масаду. А после этого, думаешь, мой народ просто сидел и ждал, пока римляне придут и убьют их, как насекомых в банке? Они предпочли умереть, но не сдаваться. Да простит Господь мне мою трусость.
Марта поднимает взгляд — и впервые Амара видит ее по-настоящему. Не забитой, молчаливой девушкой, которую насильно привезли из дальней страны, чтобы она служила господам в Помпеях, а женщиной, какой она некогда была и чьего имени Амара даже не знает.
— Спроси у адмирала флота о грубости римских солдат, если не веришь мне. Спроси у него, почему от Иерусалима остался лишь пепел.
На лице Марты написано отвращение. Амара помнит, как она прислуживала Плинию в этом доме, как стояла с ним, когда он пробовал еду, и ни единым жестом не выдала своих чувств. Может, ему повезло, что Марта его не отравила.
— Я тебе верю, — говорит Британника, присаживаясь на корточки рядом с Мартой. Две рабыни смотрят друг на друга.
— Фабия будет жить?
Марта гладит Фабию по волосам нежнее, чем она когда-либо касалась волос Амары.
— Если выживет, то только по воле всемогущего Господа.
— Нужно перенести ее на постель. — Амара поворачивается к Филосу и Ювентусу. — Вы сможете отнести ее в комнату Виктории?
Мужчины осторожно поднимают Фабию и медленно несут вверх по лестнице, Ювентус тихо ругается, чуть не споткнувшись.
— Туда было бы ближе. — Марта указывает на покои Амары, где, как всем известно, есть свободный диван.
— Руфус, — говорит Амара. — Я не хочу, чтобы он узнал о ней.
Служанка кивает:
— Я не скажу.
Ее голос звучит тихо. Марта переводит взгляд с Амары на Британнику и обратно.
— Не ради тебя. И не ради старой женщины. А потому что я им ничего не должна.
