Когда ночью Фабия умирает, Амара сидит рядом с ней, а подле нее — Филос. Фабия так и не пришла в сознание. Имя ее сына, вырвавшееся у нее в атриуме, остается единственным словом, которое она произнесла, прежде чем отойти в подземный мир.
— Феликс, должно быть, узнал, что она мне рассказала, — шепчет Амара, по-прежнему держа руку Фабии, даже когда она холодеет, — понял, когда Феба и Лаиса не пришли в дом Корнелия.
— Ты не можешь винить себя. Феликс давно собирался нанести удар.
Амара молчит. Она чувствует вину перед Фабией за то, что вынудила ее сказать, однако она знает, что, лежи здесь Феба и Лаиса, ей было бы не легче. Скорбь жжет ей глаза.
— Виктория.
— Виктория не могла знать, что Феликс сделает.
— Возможно.
Амара складывает руки Фабии на впалой груди и наклоняется, чтобы поцеловать ее в лоб. Она не любила Фабию так, как любила других женщин в «Волчьем логове», однако ей была не безразлична ее судьба. Амаре больно знать, что тяжелая, мрачная жизнь Фабии окончилась вот так, еще в более сильных страданиях. Амара молится всем богам, чтобы это не собственный сын Фабии убил ее, а она просто звала его в последние свои часы. Она сдавленно всхлипывает, и Филос кладет руку ей на плечо.
— Я распоряжусь, чтобы утром ее тело отнесли за городские стены, — говорит он. — Мы можем договориться, чтобы ее кремировали. Ее дух будет покоиться в мире, которого она никогда не знала при жизни.
— Спасибо. — Амара прижимается к нему, и он обнимает ее одной рукой. — Нам нужно оставить этот дом. В особняке Юлии будет безопаснее. Там охрана. Защиты намного больше, чем здесь.
— Я знаю.
Они молча сидят рядом, глядя на тело почившей старой женщины. Трепещущий свет от масляной лампы на ночном столике падает на неподвижное тело, теперь это всего лишь бесчувственная груда ткани и теней. Смерть не похожа на благое предзнаменование. Но именно по этой причине Амаре будет необходимо позвать Руфуса и наконец-то задать ему вопрос, который они с Филосом так долго обсуждали. Через несколько дней Филоса могут отпустить. Или их разлучат.
Глава 40
Реки подобны господам над рабами и судьям, потому что они делают то, что хотят, по своему усмотрению и ни перед кем не держат ответ.
Артемидор. Сонник, книга IV
Дом с золотой дверью окутан чудесным теплым сиянием в лучах раннего сентябрьского солнца, но теперь, когда Амара знает, что покидает его, это место кажется менее настоящим, словно это здание реально не более чем фрески на стене.
Послание к Руфусу отправлено. Амара бродит по дому, пытаясь решить, как лучше его принять. В каждой комнате свои воспоминания. В итоге она решает встретить Руфуса в саду. От волнения ее руки так сильно дрожат, что играть на арфе невозможно, поэтому она просто сидит и ждет, слыша, как колотится собственное сердце.
— Ты звала меня.
Амара встает, когда Руфус подходит к ней. В его взгляде мало доброты, но он пристально осматривает ее тело. Возможно, он надеется услышать, что у нее был выкидыш.
— Я поговорила с Юлией, — говорит Амара, когда Руфус садится на скамью рядом с ней. — Я подумала, что лучше переехать как можно скорее. Без суматохи.
Руфус кивает:
— Может, так лучше всего. Я не думаю, что смогу и дальше приходить сюда. Особенно когда твое положение станет очевидно.
Он берет ее за руку и поглаживает ее пальцы:
— Мне жаль, что все должно закончиться, птичка. Клянусь тебе, что ни одну женщину я не любил так, как тебя.
Голос Амары дрожит от волнения, но им она обязана не тому мужчине, который держит ее руку:
— Я всегда буду любить тебя. Именно поэтому я знаю, что должна тебя отпустить.
Тут она всхлипывает, поддавшись страху, чувству вины и боли, которые накопились у нее внутри.
— Ну-ну, моя дорогая, — утешает ее Руфус, возможно, довольный тем, что причиняет ей столько сердечных мук. — Ты знаешь, что я все равно буду заботиться о тебе. Не так, как сейчас. Но я не допущу, чтобы ты или ребенок страдали.
Амара хватает его за руку:
— Я тебя недостойна.
— Я заплачу Юлии за год вперед. И назначу тебе небольшое содержание.
Амара надеется услышать сумму, но Руфус не пускается в подробности, и она не может давить на него сейчас, когда все поставлено на ее следующий вопрос.
— Я тут подумала, — говорит она, ее сердце бьется так сильно, что ей кажется, будто в ее груди стучит барабан, — может быть, мне стоит взять Филоса, чтобы он помогал мне ухаживать за ребенком? Он образованный, и я знаю, что он надежный, а когда я останусь совсем одна, это будет иметь значение.
— Думаю, это не плохая идея. Ты знаешь, что он заботился обо мне, когда я был мальчиком?
Амара качает головой, как будто впервые об этом слышит.
— Я с радостью одолжу тебе его на какое-то время, но он будет мне нужен на несколько часов в неделю, как и прежде.
Надежда, которая уже теплилась в сердце Амары, вновь сменяется леденящим страхом.
— Одолжить? — Ее голос едва слышен. — А ты не мог бы… ты не мог бы подарить его мне?
— Ты заберешь все подарки, которые я тебе дарил, все драгоценности. И еще будет содержание. Или ты мне не доверяешь?
— Конечно, я тебе доверяю! Я просто подумала, что он понадобится мне на несколько лет: ребенка ведь не выучишь быстро. И один раб — это не такая уж большая просьба.
— Это не просто один раб, — раздраженно отвечает Руфус. — Он знает все дела моей семьи, вел их годами. Филос за час делает больше работы, чем трое других слуг за день.
Амара достаточно знает Руфуса, чтобы понимать, когда он определился с решением, когда его терпение на исходе, но она в таком отчаянии, что не может отступить.
— Пожалуйста, любовь моя. — Она пытается улыбнуться. — Для меня это будет значить так много. Последний подарок, больше я у тебя ничего не попрошу.
Она целует его пальцы.
— Было время, когда ты вообще никаких подарков не просила. — Руфус отнимает руку и смотрит на нее с отвращением. — Когда мы только встретились, ты никогда ничего не просила, ты была благодарна за то, что можешь любить меня. Или так мне казалось.
— Пожалуйста, — нотки истерики невольно просачиваются в ее голос. — Пожалуйста, сделай это для меня.
— У тебя все на лбу написано. Думаешь, я не понимаю, зачем тебе это? — Он встает, и Амара смотрит на него, трепеща от ужаса. — Думаешь, подержишь у себя Филоса несколько лет, а потом продашь его, да? Ведь если он так ценен для меня, значит, за него много можно выручить. Что ж, прости, что разрушу твой маленький план, но он заклеймен. Вряд ты вообще смогла бы хоть что-то за него получить.
