Мы расплатились, вышли. Дорога на аэропорт, движение — дикое, но шум как раз кстати. Не прослушаешь.
Мы пошли в обратную сторону.
— Данные передал Асмодей, — сказал я, назвав оперативный псевдоним Сикерда.
Слон не удивился.
— Я знаю, что он здесь. Зачем ему?
— Не знаю.
Я коротко рассказал Слону то, что узнал.
— Веришь ему?
— Да, верю.
— Почему?
— По двум причинам. Первая — все-таки погибли их люди. В их действиях может быть и циничный расчет— разобраться с врагом руками другого врага. И вторая — менее вероятная. Это если американцы в принципе больше не хотят иметь дело с Украиной и сдают ее нам. Это было бы хуже…
— Почему хуже? — не понял Слон.
— Потому что мы, как тот медведь в сказке. Что бы мы не выбрали — вершки или корешки — нам всегда достается все самое плохое…
Аргентина, Кордова. 18 марта 2018 года
До Кордовы — было километров 700, ехать минимум 10 часов, даже если спешить. Ехать надо через Росарио, до него идет еще более — менее дорога, а дальше до самой Кордовы — откровенно плохая, примерно как у нас между райцентром и деревнями. По одной полосе в каждую сторону. Когда едешь по такой дороге, понимаешь, что Аргентина, в сущности, бедная страна. У нее десятилетиями не было возможностей вкладывать деньги в инфраструктуру. Даже по сравнению с нашими не лучшими дорогами, тут — уныние. А ведь в Кордове проживает полтора миллиона, это хороший региональный центр размером больше чем наш Нижний Новгород.
Но дороги нет.
Зато пейзажи… если бы не некоторые деревья и растения, которые у нас точно не произрастают (пальмы, к примеру, попадаются) — ну чисто Россия. Громадная, плохо обжитая страна.
Пока ехали, я думал — что с ними не так? По сути, у них не было ни первой мировой, ни второй, им не приходилось поднимать страну из руин, у них климат мягче, чем у нас. В начале прошлого века Аргентина была богаче Германии. Что с ними случилось?
Это, кстати, не только мои мысли. В учебниках по экономике Аргентина описывается как едва ли не самый серьезный экономический провал ХХ века.
Как так вышло? Мне кажется, сыграло свою роль то, что Аргентина заселялась в основном с Италии, самая большая этническая группа здесь итальянцы, не испанцы — а у них есть несколько очень скверных черт. Сельский менталитет, природная склонность к коммунизму, приемлемость диктатуры. Воинственность, при полном отсутствии необходимого для победы качества — упорства. Разгильдяйство, умение «жить ради самой жизни», отсутствие трудолюбия — у итальянцев врожденное чувство красоты, они могут делать потрясающе красивые вещи, но вот упорно трудиться — не могут.
Мы, русские, похожи на итальянцев больше чем кто-то хочет признавать — но есть одно «но». Мы — северные люди. У нас в генах сидит — если ты не построишь теплый дом, не заготовишь дров, не успеешь собрать урожай — ты умрешь. У итальянцев этого нет — у них нет холодных зим и какое-то пропитание в море или на земле можно получить в любое время года.
Но мы, как и итальянцы, — завзятые коллективисты…
У них был шанс — после сорок пятого из Европы много кто сюда драпанул. Они его бездарно просвистели, не смогли создать передовую промышленность, даже несмотря на таможенные пошлины и программу импортозамещения. Просто не смогли привлечь инвестиции — а собственные богачи предпочитали красиво жить, прогуливая доходы от огромных ранчо. И все это время страна потихоньку скатывалась к коммунистической революции — она тут была вполне возможна, мало кто помнит, что Че Гевара вообще-то аргентинец, а не кубинец. А потом началась военная диктатура и все инвесторы и подавно испарились.
Смотря на Аргентину — понимаешь, что мы, русские, не так уж бездарно прожили двадцатый век.
Сюда можно заселить еще 50–70 миллионов человек — легко. Земли хватит на всех. Вопрос в том, что дальше? Если они не смогли не то, что нормальную власть создать — они не смогли создать проект национальной мобилизации — зачем им это делать сейчас? Не проще ли жить как живется, танцевать танго и болеть за «Бока Хуниорс»?
Кстати, соседняя Бразилия, несмотря на еще большую легкомысленность — как-то мобилизуется, что-то делает. Аргентина — нет. Здесь вообще почему-то нет духа соревновательности — Бразилия делает самолеты, мы — нет, ну и пофиг. Уругвай не наш (по факту это мини-Аргентина) — тоже. Почему все эти страны, которые говорят на одном и том же испанском языке, не создадут подобие ЕС — мне неведомо.
На самом деле — русских бы сюда. Сто тысяч русских во власти и бизнесе — навсегда изменили бы эту страну… Не факт, что к лучшему — но изменили бы. Поменять бы местами Аргентину и Украину…
Но такого не будет. На соседей, готовых выколоть себе глаз, лишь бы у тещи был зять кривой — мы обречены…
…
Машины оставили просто в ложбинке, съехав подальше с дороги. Переоделись — тут неплохая охота на уток и куропаток, потому-то купить камуфлированный охотничий костюм — не проблема. Только вместо ружей — автоматы FN SCAR. Волчьей цепочкой пошли по полю, ориентируясь по GPS…
И я хорошо понимал, что Сикерду ничего не стоит позвонить Костенко и слить ему информацию о нас. Зачем? А чтобы уничтожить не только их, но и нас заодно, чтобы убрать меня — человека, который поймал его на наркоторговле и заставил стать предателем. Чтобы потом поднять шум о незаконных операциях русских, чтобы просто причинить нам вред.
И если он это сделал — нам всем конец…
…
Я достал телефон, набрал номер, мысленно молясь о том, чтобы комиссар уголовной полиции Хьюго Чокария — был на месте.
Трубку долго не брали. Но когда я уже хотел нажать отбой — прошел щелчок — трубку взяли.
— Алло…
Фоном была музыка.
— Алло. Хьюго. Хьюго!
— Какого черта. Кто это?
— Бьянко. Это Бьянко.
— А… чего ты хочешь? Время…
— Хьюго, послушай меня. Я нашел тех, кто совершил убийство. Понял?
— Кого?
— Хьюго, послушай меня. Если ты сейчас сообщишь федералам координаты, и скажешь, что тут лагерь по подготовке наркобойцов, получишь пятьдесят штук.
…
— Сто.
В трубке послышалось какое-то хмыканье.
— Ты серьезно?
— Вполне. Пятьдесят сразу, остальное — по выполнении. Хьюго.
— Там точно бандиты? Если это не так, меня из полиции вышвырнут.
— Точно, точно, клянусь. Сто штук.
— Ну, давай…
Я скинул координаты. Пацаны смотрели на меня.
— Тут что, полиция за деньги работает? — спросил Брат.
