Охотник вернулся к верстаку для разделки туш, играющему сейчас роль кухонного стола. Набрал из закопчённого котелка немного каши в миску.
– Вам надо восстановить силы, – сказал он. – Вы быстро идёте на поправку, поэтому нужно кушать.
– Спасибо, – я благодарно кивнул. – Здесь где-то рыбацкий город должен быть, на краю болот.
– Есть такой, – он показал в сторону дальней стены. – Два дня пути. Вы туда путь держали и заблудились?
– Нет, мне в Хуму надо.
– Хума далеко, – удивлённо сказал он. – Торговый караван нужно ждать. Они мимо ходят. В конце сезона дождей пойдут.
– А ты дорогу знаешь?
– Знаю, – он поморщился, покачал головой и погрустнел. – Мы ходили с караваном туда, шкуры продавать, травы лекарственные. Большой город и храм красивый. Но далеко, как есть далеко. Долгий путь.
– Вы мне помогли, за что я вам очень признателен. Золота только у меня с собой нет, чтобы отблагодарить.
– Господин дами – важный человек, – заметил он. При этом слово «человек» произнёс в том смысле, что я являюсь важной персоной, а не представителем расы людей. – А мы простые охотники.
– И всё-таки, почему дами? Или у меня цвет глаз белый?
– Зелёный, – сказал он. – Но на языке дами говорят только они. Там, в расщелине, вы говорили тихо, а всё вокруг дрожало, как будто старшая жрица молитву на площади читает. И сегодня ночью тоже говорили.
– Не напугал вас?
– Кушайте, – сказала женщина. – Иначе сил выздороветь не будет.
Супруга охотника взяла у меня миску, перемешала ложкой сладкую кашу с кусочками жёсткого мяса и снова вернула. Я уже и забыл, какой противный вкус у местной дичи, но с голоду съел всё и даже добавку. Спать больше не хотелось, но и сил не было даже встать. Пришлось лежать до самого вечера, глядя в потолок. Мысли в голове крутились самые дурацкие. Снова я не смог спасти людей, попавших вместе со мной в тёмный мир. Ведь в прошлый раз удержался за поручни и отделался лишь испугом, ни одного синяка не заработал. Странно только то, что тогда воды в болоте было гораздо меньше и троллейбус даже на колёса встал. К первой мысли добавилась вторая, говорившая, что зря я беспокоюсь о таких людях, которые посмели оставить меня на съедение собак. Подумали, наверное, что пока они больного парня есть будут, другие смогут уйти дальше.
Эти мысли не давали мне покоя до самого вечера, поэтому мне снова снились собаки. Они плохо пахли, рычали и щёлкали зубами. А может, дело было в том, что меня укрыли собачьей шкурой, чей запах не смогла убрать даже едкая химия.
Во второй день я чувствовал себя значительно лучше, голова почти не кружилась, и жар отступил. Оказывается, рана на лбу воспалилась, пока мы из болот выбирались. Супруга охотника снимала повязки, чтобы обработать рассечение. Запретив себе думать о людях, пришедших со мной в этот мир, я долго размышлял о дами и том, что слышал охотник, когда нашёл меня. Все дами говорят на языке магии, но заставить дрожать пространство вокруг могут только жрицы и старейшины рода, имеющие особый символ над правой лопаткой. Без него ты хоть наизнанку вывернись, магии в словах не хватит на то, чтобы повлиять на мир. Этот символ послушницам в храме наносили первым, ещё в юном возрасте и это определяло будущую судьбу жриц. Если они к четырнадцати годам могли раскрыть весь его потенциал, то был большой шанс войти в узкий круг помощниц верховной. Мне этот знак наносила лично Беата. Говорила, что он либо убьёт человека, либо сделает его сильным. Но сейчас, глядя на плечи, я не видел привычных символов и становилось как-то грустно. Чувствовал себя голым и беззащитным.
Лёжа целый день и изнывая от безделья, начинаешь замечать самые разные мелочи. К примеру, охотник каждые два часа уходил, чтобы проверить шкуры. Он выделывал их в одной из пещер, обрабатывал едкими ингредиентами, часть которых добывал в холмах у болота, а часть наверняка покупал у проезжих торговцев. Пахли шкуры после этого скверно, но даже в Хуме местные кинийцы делали ничуть не лучше. После такой первичной обработки любая кожевенная гильдия охотно их покупала. Особой популярностью пользовались нежные и мягкие на ощупь шкуры болотных крыс, вырастающих с большую кошку размером. Как раз их промыслом и занималась семья кинийцев, живущих в этой глуши. Супруга охотника работала с уже обработанными шкурами, подрезала их, связывала особым образом, чтобы не портились. Дочки ей помогали, плели шнурки и верёвочки, что-то скоблили и резали.
Наблюдая за тихой семьёй охотника, я никак не мог понять, что же было странного. Может, тишина в хижине? Обычно дети производят довольно много шума, играют, смеются, задают тысячу разных вопросов в час. Но в хижине охотника было тихо, как в склепе. Девочки иногда играли, раскладывая камешки, смеялись так, чтобы не было слышно. Меня это сильно насторожило. Чтобы кинийцы целый день работали, не отвлекаясь на отдых, должно произойти что-то нехорошее. А супруга охотника, которую звали Фильви, за целый день на полчаса не присела, постоянно возилась со шкурами, что-то клеила, мастерила или плела с дочками шнурки из жил.
Причина такого странного поведения кинийцев прояснилась на третий день. Ко мне начали возвращаться силы, и я планировал после обеда встать и походить вокруг дома. Просто не мог больше лежать. Думая о каше с кусочками мяса водоплавающих крыс, я почувствовал приближение сильного демона. У меня ведь не было нужного знака на спине, но я с полной уверенностью мог сказать, что к дому шёл разумный демон, владеющий магией. В этот момент в дом вбежал охотник, работавший на улице. Одного его взгляда хватило, чтобы дочки юркнули под стопку из собачьих шкур. Супруга охотника поспешила накрыть их ещё одной шкурой и с тревогой посмотрела в окно.
– Кто там? – спросил я, пытаясь сесть.
– Лежите, господин дами, – женщина уже оказалась рядом со мной, опуская обратно. Она подтянула ещё одну шкуру, чтобы накрыть меня с головой. – Если они Вас найдут, то могут испугаться и убить.
– Да я их сам… – я попытался сесть, но женщина из рода кинийцев была гораздо сильнее меня, даже будь я полностью здоров.
– Всё будет хорошо, – тихо сказала Фильви, приложив палец к губам.
– Эй! Выходи, мелкий крысёныш, – послышался громкий голос со стороны улицы, а в дом что-то врезалось. Часть стены хрустнула, а с крыши посыпались ветки. Снаружи говорили на наречии, распространённом на юге. Говор специфический, как у рыбаков.
Кирин успел нырнуть под разделочный стол, чтобы спрятать под ветками охотничий нож и короткое копьецо. Жестом показав, что с ним всё в порядке, он вышел на улицу.
– Господин Кнут рано пришёл, как есть рано, – сказал он.
– Будешь указывать господину?! – ещё один голос, но уже с сильным северным акцентом.
– Шкуры готовы? – голос первого раздался уже близко к входной двери.
Фильви успела накинуть на меня шкуру, но это была очень глупая маскировка. Я чувствовал, что у меня ноги торчали из-под шкур и со стороны входа это прекрасно видно.
