Знаю, дальше отпустит, но там начнутся проблемы иного характера. Хуева туча проблем, которые мне придется разгребать в одиночку.
Последний раз меня так штормило после нашего с Денежкой секса. Потом два с половиной года покоя, и вот снова. Удар по хребтине, когда этого совсем не ждешь.
Почувствовав на себе ее взгляд, вскидываю глаза и, откинувшись на спинку стула, наблюдаю, как она ко мне идет.
В коротких ботинках, простом синем приталенном платье, с черной сумкой. Волосы убраны назад, на лице застывшая маска.
«Не смей нарушать мое личное пространство».
Личным, бл*дь, пространством обзавелась. Помнится, раньше для нее это был пустой звук. Лезла, цеплялась, как репейник, хрен отдерешь. На мое личное пространство ей было плевать с высокой колокольни. А сейчас не притронься.
Подходит. Самостоятельно отодвинув стул, садится. Сумку пристраивает на коленях.
— Здравствуй, — приветствует официальным тоном.
Вперив глаза, ловлю ее взгляд. Вижу, что чувствует это. Держа спину неестественно прямо, кладет на стол телефон и, наконец, на меня смотрит. На лице волнение, но не более. В глазах уверенность и решимость.
Ее спокойствие слегка сбивает с толку. Ведет себя так, словно ни в чем не виновата. Будто, придя сюда, сделала мне одолжение.
— С кем ребенка оставила? — прочистив горло, спрашиваю я.
— С Алешей.
— С братом? Сколько ему лет?
Я помню его совсем мальчишкой, которого самого нельзя было без присмотра оставлять.
— Он достаточно взрослый для того, чтобы ему можно было доверить моего сына.
МОЕГО. Она сделала акцент, и я его услышал. Теперь всеми силами будет убеждать меня, что отец ему без надобности.
— Нашего сына, Настя, — проговариваю с нажимом, — тест показал, что он и мой сын тоже.
— Что дальше?
В этот момент около нашего столика появляется официант.
— Два Американо, пожалуйста, — делаю заказ и возвращаюсь взглядом к Насте.
— А ты как думаешь?
Ее губы изгибаются в улыбке, глаза сощуриваются, а у меня мороз по коже от этого взгляда идет. Она, правда, изменилась, раньше так смотреть не умела. По крайней мере, на меня.
— Можно мне озвучить мое мнение?
— Говори.
— В идеале, тебя не должно быть в нашей с Ромкой жизни. Но ты на это не согласишься, верно?
— Дальше… — подталкиваю я, на секунду отвлекшись на официанта, который принес наш кофе.
Изображаю интерес, на деле чувствуя, как шипящая внутри злость начинает вскрывать вены. Денежка мне условия ставить собралась? Серьезно?.. После того, что, сука, сделала?!
— Если хочешь признать его — признавай. Но фамилия пусть останется моей.
— Еще будут пожелания? — интересуюсь обманчиво миролюбивым тоном.
— Я не хочу, чтобы ты слишком часто общался с ним, — озвучивает Настя и на мой невысказанный вопрос добавляет, — не нужно, чтобы Рома привязывался к тебе.
Клокочущая в груди ярость бьет в голову. На мгновение темнеет в глазах.
— А больше ты ничего не хочешь? Ты, сука, на*бала меня!..
— «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад..» — перебивает меня Настя с легкой усмешкой.
Я, бл*дь, дар речи теряю. Если бы не свидетели, клянусь, удавил бы!
— Слушай сюда, Настя! И запоминай. Будет. Так. Как. Я. Скажу. Мой сын не будет Денежкой! Мой сын будет Греховцевым.
Краснеет от злости, лежащие на столе руки сжимаются в кулаки. Это рождает во мне злорадство. Наконец-то, я вижу эмоции, и от этого легкие, наконец, расправляются.
— Видеться я с ним буду столько, сколько посчитаю нужным.
— Ты ему не нравишься!
— Твоими стараниями! И только попробуй мне помешать! Узнаешь меня с другой стороны, Настя!
В темных глазах клубится ненависть. Кажется, еще мгновение, и она начнет высекать ими молнии. Мне адреналин в кровь брызжет, хочется довести ее до взрыва, но уже через секунду все заканчивается. Лицо Денежки снова превращается в маску.
Руки, плечи расслабляются, на губах появляется вежливая полуулыбка.
— Я поняла, — произносит Настя, забирая со стола свой телефон, — мне пора.
— Ты кофе не выпила. Ты же любишь Американо.
— Разлюбила, — роняет тихо и встает со стула.
— Мы не договорили, Настя!
— Я тороплюсь. Алешке вечером к репетитору.
Повесив сумку на плечо, разворачивается и, не спеша, идет по залу. Я смотрю ей в спину, пока она не исчезает за поворотом. А затем выпиваю свой кофе залпом.
«Разлюбила»… Очевидно, у меня развилась паранойя, но мне почудился в этом слове другой смысл. Хотя, могла бы не уточнять, это видно невооруженным взглядом.
Внешне Настя не изменилась вообще, а вот все остальное… Я ее не узнаю. Холодная, неприступная, чужая… Жутко на меня обиженная.
Я признаю, что виноват не меньше ее. Может, даже больше. Она ведь звонила сказать про беременность, потом с темы съехала, а я выбрал для себя удобную правду и успокоился.
Но, бл*дь! Я до сих пор в ах*е от того, что она сделала! Не ее стиль вообще! Чтобы Денежка и не воспользовалась такой возможностью?! У меня в голове не укладывается!
Я ее так плохо знаю?..
Потом перед мысленным взором встает темноволосый мальчуган. Сын мой. Мысль эта тоже как кость в горле. Чувств пока никаких, еще не осознал нихера, но уже понимаю, что легко не будет.
Надо ближе знакомиться, сближаться. Наш он все-таки, Греховцев. С родителями познакомить его.
И с Кариной поговорить… Она пока не знает ничего. Вряд ли, обрадуется.
Растерев лицо обеими руками, опускаю взгляд на звонящий телефон. Легка на помине.
— Да, Карин.
— Кирилл, мне с доставки позвонили, сказали, что через час привезут диван.
— Хорошо.
— Так что, меня с работы забирать не надо, я уже еду домой.
— Ладно.
Неделю назад мы заехали в новую квартиру. Карина на седьмом небе от счастья. На пару со своей матерью обустраивает семейное гнездышко. Я не вмешиваюсь, меня мало волнует, какого цвета будет у нас ковер в гостиной, сейчас вообще не до этого.
— Карин, вечером дома меня дождись, о’кей?
— Оу, у нас новости? — смеется игриво.
Бл*дь. Не те, что ты ждешь, милая. Никак не соберусь сделать предложение.
— Да, — отвечаю я и отключаюсь.
Тут же набираю маму с предупреждением, что скоро буду. Такое по телефону не сообщают. Думаю, она будет рада, потому что Настя ей всегда нравилась, а вот от отца придется выхватить пи*дюлей. И Саня его поддержит.
