Подхватив Ромку одной рукой, во вторую берет сумку. Я закрываю дверь на ключ.
— Килил, мы на машине поедем?
— Папа, — поправляет Греховцев.
— Папа, мы на машине поедем?
— На машине…
Спускаясь по лестнице впереди меня, они продолжают о чем-то болтать, я же иду следом, опасаясь, что увижу на переднем сидении его невесту.
Выходим на улицу. Приветливо здороваюсь с соседкой и нахожу взглядом его Ауди. Никого нет.
Я сажусь сзади рядом с Ромкиным креслом. Опять же мыслями цепляюсь к Карине. Видела она это кресло или нет? Как отреагировала? Плакала? Обиделась? Может, из-за этого они поругались?
Боже, какой бред!..
Какое-то время, пока Кир ползет по перегруженным дорогам города, они с Ромкой о чем-то говорят. Вернее, тараторит сын обо всем подряд, Кир вставляет реплики и задает наводящие вопросы. Но потом, уставившись в одну точку, сын начинает клевать носом и, наконец, засыпает.
Я молча смотрю на проплывающий мимо унылый зимний пейзаж. Внутри от волнения все трясется.
— Настя… — говорит вдруг Кирилл, глядя на меня через зеркало заднего вида, — если бы я знал о нем, я бы не тусовался в Москве так долго.
Я отвечаю вопросительным взглядом.
— Я бы вернулся сразу после окончания универа.
— Зачем? Помогать мне менять подгузники?
— Я слышал, в первый год тебе было очень трудно… — проговаривает он, держа меня цепким взглядом.
Стопор. Этот чертов стопор заклинило, никак не снять. В груди снова печет обида.
— Даша сказала, у Ромаша серьезная пневмония была… Она не знает, из-за чего.
Опустив глаза, обвожу кончиком пальца кнопки на дверной панели.
— Настя… я хочу знать… расскажи, — просит настойчиво.
— Он не лежал со мной в роддоме в одной палате, — проговариваю тихо.
Кирилл тут же выключает еле слышно звучавшую музыку и распрямляет плечи.
— Почему?
— Я в реанимации несколько дней провела… из-за отслойки и кровотечения…
— Это серьезно?
— Все обошлось, как видишь, — усмехаюсь я, мельком глянув на спящего сына, — успели спасти. Но Ромаш четыре дня провел в общей палате интенсивной терапии с другими малышами и умудрился подхватить пневмонию.
— Как так?
— Бывает… — пожимаю плечами, — его мама после выписки забирала. Дома бабушка ухаживать помогала. Думали сначала, простудился… А потом вот, оказалось, пневмония.
— Надо было мне звонить… Настя…
— Так и вышло, что через день после моей выписки нас с Ромашом снова в больницу увезли… Почти на месяц…
— Пздц!
— Потом в течение года еще два раза в отделении Пульмонологии лежали.
— Сейчас все хорошо? Может, его специалистам показать? Можно в Москву свозить…
Может, и прав он. Надо было тогда хотя бы к Раисе Николаевне за помощью обратиться. Она бы помогла. Но, если честно, я даже не задумывалась об этом. Жила тогда по часам в Дне сурка. Подъем, кормление, лекарства, ингаляции, массаж… и снова все по кругу.
Это было время, когда о Греховцеве я вспоминала, только когда от его Карины прилетала очередная весточка.
— Не нужно. Сейчас уже все нормально. После года иммунитет полностью восстановился.
— А ты?
— Что я?
— Ну… — вздыхает и резко выдыхает, — как с твоим здоровьем? Оно тоже восстановилось? Что врачи говорят?
Я ведь обещала себе не пускать его на личную территорию. Ни слова о том, что не касается Ромаша, но он так смотрит… словно, если не скажу, от волнения с ума сойдет. Словно ему и впрямь это важно. В носу неприятно свербит.
— Настя, есть какие-то проблемы? — произносит тихо.
— Нет, Кир. Все в порядке. Даже родить еще смогу.
Он два раза моргает и быстро-быстро кивает, будто и правда собрался со мной еще детей завести.
Я уже очень давно не была в доме Греховцевых, поэтому, когда машина Кира останавливается у поднимающегося шлагбаума, неприлично раззеваю рот.
Огромная территория, огороженная каменным забором, пушистые ели, заметно подросшие с момента моего последнего визита. Красиво оформленная площадка перед домом с ярко-красной детской горкой, подсвеченными фигурками оленей и снеговиков, небольшой овальный каток и, собственно, сам дом.
Такой красивый и величественный, что дух захватывает.
Ромка, почувствовав, что машина остановилась, сразу просыпается. Потирая заспанные глазки, тревожно осматривается по сторонам, но, увидев меня рядом, мгновенно успокаивается.
— Приехали, Ромаш, — говорит Кир бодрым тоном, открывая дверь с его стороны.
— Пиехали, — сонно повторяет сынок.
— Пойдем, — отстегивает и берет его на руки, — я тебе новые владения показывать буду.
Я иду за ними следом до момента, когда они сворачивают на детскую площадку. Вцепившись руками в сумку, останавливаюсь под окнами дома. В одно из них тут же начинают стучать изнутри. Машинально задираю голову и вижу Машу.
Улыбаясь во весь рот, девочка машет мне обеими руками. Я ей тоже. Позади нее тут же появляется Даша. Смеется, пытается что-то сказать, показывая пальцем на Кира с Ромкой. Я же начинаю задыхаться от эмоций.
Ой, блин… мамочки… вот бы это все было по-настоящему.
Глава 49
В доме тепло, вкусно пахнет выпечкой и уютом. Откуда-то из дальних комнат доносится звонкий смех Никиты.
Едва мы заходим внутрь, как в просторную прихожую вываливают Раиса Николаевна, Саша, Даша, Маша, их на трехколесном велосипеде догоняет Никитка.
Карины нет.
Пока нет. Возможно, снова красиво печалится, стоя у панорамного окна.
— Рома! — кричит племянник Кирилла, — мне велик купили!
— Тебе тоже купили, — тут же говорит Кир Ромашу, опускаясь перед ним на корточки.
У того загораются глазенки. Пока отец снимает с него шапку и куртку, корчит рожицы и показывает язык Никитке. Тот в ответ заливисто хохочет.
— Рома, — прошу негромко, — так некрасиво…
— Пусть бесятся, — встревает Кирилл.
Я бы поспорила, но в этот момент Раиса Николаевна обнимает меня за плечи.
— Здравствуй, Настюш… раздевайся…
— Здравствуйте.
— Привет, — расцеловывает щеки Даша, за ней подходит поприветствовать ее муж и дочь.
— Герман снова задерживается, — сообщает мама Кира, — работа…
Про Карину все молчат. Мне странно.
