– Видишь, – кивнула в его сторону Настя, – аж подпрыгивает от нетерпения. Ждет, когда ты обратишь на него внимание. А ты переживаешь из-за недостойных тебя типов.
– Да, он меня не достоин, – еще раз всхлипнула Римма и растянула на покрасневшем лице улыбку. – Вы кого-то ждете? – направилась она к мужчине. Тот вжался в стену, вращая перепуганными глазами по сторонам в поиске поддержки. – Я тоже могу вам быть полезной. В некотором роде я заместитель, но если брать по существу, то, заметьте, лучше меня специалиста не найдете.
«А что, – подумала Настя, глядя на них, – очень даже симпатичная парочка. Совет им да любовь!»
– Очень приятно, – залепетал представительный мужчина, – как удачно я вас встретил, всю жизнь надеялся и вот встретил. С вашего разрешения, Голубцов! Ираклий Андросович…
И он засуетился вокруг Риммы. Настю удивила столь разительная перемена, но дожидаться продолжения беседы она не стала и побежала к себе. Мавр сделал свое дело, Мавр может удалиться. Или Дездемон, если брать современную версию знаменитой трагедии.
Трудовой день не обещал ничего нового, обычная рутинная работа с оформлением документов. Насте и раньше приходилось ею заниматься, торжественные регистрации в загсе проходили начиная с четверга. В обычные дни к оформлению документов подключались все незанятые сотрудники.
– Вот, – в кабинет, толкая впереди себя Голубцова, зашла Римма, – Анастасия Перепелкина, тоже неплохой специалист. Настя, Ираклия Андросовича интересуют некоторые цифры, которыми мы с ним охотно поделимся, не правда ли?
– Для докторской диссертации, – пробормотал тот и с восторгом уставился на Вишневскую, – за последние десять лет! Для большей достоверности данных приходится расширять пределы разумного.
– За сколько?! – изумилась Настя. Только этого ей не хватало, половина документов уже в архиве.
Вот и делай добро людям – они обязательно к тебе вернутся для того, чтобы напакостить.
– Анастасия, – напомнила Вишневская, – сегодня за начальника я, не забывай об этом. Помоги хорошему человеку. Поможем, Ираклий Андросович, чем сможем, – заверила она его, положила на стол Насти листок с требуемыми данными и чинно вышла, уведя Голубцова за собой.
Талант Риммы уводить мужчин был неподражаем. Они словно обкуренные цыплята устремлялись за ней по пятам, чуть ли не отдавливая эти пятки, в неописуемом блаженстве веруя, что ступили на ту стезю, о которой всю жизнь мечтали. Еще больший талант Риммы выражался в том, чтобы продержать их в этой благой уверенности необходимое число дней, месяцев и лет – как уж получится.
С Владиком, по всей видимости, не получилось. Где-то что-то оборвалось, и связь прекратилась. А ей, Насте, стоит ли с ним связываться? Она с тревогой поглядела в окно, на заднем крыльце никто не топтался. Впрочем, было еще рано. Но рано или поздно, наступит конец рабочего дня, и он придет. Римма сойдет с ума, увидев его с Настей. Нужно будет что-то придумать и уйти с работы пораньше. Или остаться и уйти с работы нагло, под руку с Владиком? Сколько можно чувствовать себя ущербной!
Пора бросать самопорицание, которое заранее программирует на неудачу. Маринка, а вместе с ней профессор (пусть он будет профессором, хоть Настя в наличии у него этого звания глубоко сомневается) правы. Пора улыбнуться судьбе для того, чтобы она раскрыла для Насти свои объятия и показала лучшую сторону жизни. До этого Настя наблюдала за ее тылами, привыкая постоянно себя недооценивать и уничижать. Ну, не совсем чтобы напрочь, а так, немного. Но если это немного продолжается по несколько раз на дню, а дни складываются в месяцы, месяцы в года…
Вишневская не такая, она полная Настина противоположность. Но Настя не станет молчать. Она скажет Римме, что та не права, если всегда хочет, чтобы ее считали правой. Минер ошибается один раз, но ошибается же. Вот и Римма в случае с Владиком ошиблась. Настя вздохнула и полезла в пыльные папки. И чего она так принялась сражаться за голубоглазого блондина? Как-то резко он стал ей дорог.
Это больше всего напоминает сражение не за блондина, а за себя саму. Что ж, и в этой борьбе тоже все средства хороши. Но от свежей ливерной колбасы она ни за что не откажется!
– Раз не откажешься от ливерки, – говорила ей Маринка по телефону, – то не все так плохо. Представь чашу весов, на одной находится колбаса, на другой голубоглазый блондин. Что ты выберешь?
– Провокационно задавать такие вопросы перед обедом, – обиделась Настя. – Они нравятся мне оба. Обе. Обои. Вот видишь, ты меня совсем запутала.
– Да, – протянула подруга, – любить на голодный желудок нелегко. Встретимся в кафе минут через двадцать, Селезнев как раз уедет на очередную конференцию. Представляешь, сегодня он делает доклад на тему «Легко ли быть женщиной». Можешь не дерзить, был ли он когда-то женщиной или нечто в этом роде. Он не был. Зато я была. Его консультантом по самым щепетильным вопросам. Так что моя доля в его докладе очень даже ощутимая, жаль, что не услышу оваций в свою честь.
Полдня Настя, находясь в здравом уме и твердой памяти, перелопачивала пыльные архивы. И все потому, что чувствовала себя виноватой перед Вишневской. Тяжелый физический труд пробудил аппетит, и она решила ускользнуть на обед раньше. Осторожно проходя мимо кабинета начальницы, она услышала приторный голос Риммы и слабое лепетание Голубцова. Шаманская уехала в командировку, оставила отдел на Римму, та воспользовалась ситуацией и предстала перед будущим профессором (ох, и этот туда же!) во всей производственной красе. Во всяком случае, Настя теперь может не беспокоиться за блондина. Или беспокоиться, но чуть меньше. Увлеченная другим женщина менее опасна, чем не увлеченная никем. Вот Маринка удивится, когда Настя расскажет ей про Вишневскую и ее новый интерес.
Но настала Настина очередь удивляться. Она зашла в кафе, где они с Мариной обычно вместе обедали, и не узнала подругу. Та после посещения салона красоты была сама на себя непохожа.
– Ты выглядишь, выглядишь, – вспоминала Настя, разглядывая ее, – как супермодель!
– Красивая женщина достойна восхищения! – тряхнула уложенной прической Марина и застучала наращенными ногтями по столику. – Мне нужно обольстить Женьку во что бы то ни стало. Ночь не спала, думала. А ответ нашла у профессора. – Она достала очередную брошюру авторства Селезнева. – «Красота притупляет внимание…», так, не это, ага! «Автор протестировал тысячу мужчин и пришел к следующему выводу. Три четверти представителей сильного пола в первую минуту не могут воспринимать информацию, если ее озвучивает красивая женщина. Две минуты их внимание приковано к очаровательному лицу красавицы. Только после этого смогут адекватно оценивать обстановку». Поняла?!
– Нет, – призналась Настя, подзывая официанта, – у меня времени мало. Так сколько минут они не могут адекватно воспринимать информацию: одну или две?
– Будем считать, что две. За эти две минуты сегодня вечером я должна сказать Копейкину, что его люблю. «Автор экспериментально подтвердил, что более 70 % мужчин, взирающих на красивое женское лицо, не могут сразу воспроизвести хронику событий. А половина испытуемых призналась, что все это время следила только за губами красавицы!» Ну, чего тут непонятного? Он смотрит на меня, раскрасавицу, ничего не соображает две минуты, я ему признаюсь в своих чувствах и ухожу. Потом до него доходит смысл сказанного, но я уже далеко и в безопасности.
