– Вы не могли не помнить, что Амант Шелл виновен в той трагедии, – упрямо повторил Бенсон.
– Все материалы того дела были засекречены Патриком Рабаном. Кто именно виноват в гибели студентов, знали очень немногие. Я сомневаюсь, что профессор Блик действительно в курсе. Даже родителям погибших студентов имя некроманта не называлось. Как раз чтобы не допустить месть семье.
– Кто ищет ответы, тот всегда найдет, – глубокомысленно изрек Бенсон. – Вы должны были нам сказать.
Либо Колт в ответ промолчал, либо сказал что-то очень тихо, поэтому я не услышала. Так или иначе, а их разговор был закончен, и я поторопилась уйти, чтобы меня не застали за подслушиванием.
В столовой студенты возбужденно перешептывались и поглядывали на пустой стол, за которым обычно сидели преподаватели. Все уже знали, что миллиты прибыли в замок и проводят обыск, предполагали, что кого-то арестуют, но пока не успели выяснить, на кого пало подозрение.
О том, что профессора Блик задержали и забрали в Бордем, стало известно только к концу завтрака, который сегодня никто не торопился заканчивать.
Меня не покидало ощущение неправильности происходящего, но я понимала, что Бенсон не станет слушать мои доводы, если даже Рабан не захотел их принять. Подслушанная беседа Колта с миллитом ясно давала понять, что отец до сих пор чтит гриф «Секретно» на деле десятилетней давности. Оставалась Мелиса: спокойная, разумная, умеющая слушать и рассуждать. Она могла помочь не только разобраться с деталями головоломки, не желающими укладываться в единую картину, но и с убеждением Бенсона, если только мы сможем прийти к каким-то выводам.
Я решила пойти к ней сразу после завтрака, на котором она, как и другие преподаватели, так и не появилась, но по пути меня перехватил Редек и напомнил о нашей договоренности.
– Правда, мне ничего не удалось узнать у отца по поводу интересующей тебя истории, – честно добавил он. – Но я все равно был бы счастлив, если бы ты составила мне компанию для прогулки в город.
Я вполне могла отказаться. И если быть откровенной, то даже хотела. В Бордем я уже ходила накануне, настроения для прогулок у меня не было, погода тоже не располагала. И хотя я считала Редека весьма симпатичным парнем, мне совершенно не хотелось его поощрять. Однако отказаться сразу что-то помешало. Возможно, волнение, которое чувствовалось в его движениях и слышалось в голосе. Редек производил впечатление человека, готового ввязаться в любую драку, но пасующего в женском обществе. Мне не хотелось его обижать.
Пока мой мозг метался в панике, пытаясь придумать необидный предлог для отказа, в коридоре появился Рабан. Он как будто шел со стороны нашей семейной башни, но я не представляла, что он мог делать там с утра пораньше. Разве что Бенсон или Колт вызвали его в кабинет директора для прояснения каких-то вопросов. Так или иначе, а во взгляде его яркой вспышкой блеснуло недовольство, когда он увидел нас с Редеком.
– А знаешь, почему бы и нет? – вырвалось у меня прежде, чем я успела обдумать охвативший меня порыв. И теперь отступать уже определенно было некуда. Поэтому я улыбнулась Редеку и добавила: – С удовольствием прогуляюсь с тобой.
* * *
К счастью, жалеть об этом решении мне не пришлось. В долгом общении наедине Редек оказался так же приятен, как и на ужине у Колта в присутствии старших горгулий. Мы отправились в Бордем ближе ко времени обеда и, немного побродив по узким улочкам и порядком замерзнув, с удовольствием посидели в крошечном трактире буквально на пять двухместных столиков. Еда там оказалась отменной и действительно внесла приятное разнообразие в устоявшееся меню замковых домовых.
Мы болтали обо всем подряд и в то же время – ни о чем конкретном. Обсуждали учебу, преподавателей, общих знакомых. Редек расспрашивал об «изнанке» и рассказывал немного об «истинном» мире. Нам определенно было приятно и интересно вместе, но мое сердце не замирало от звука его голоса и не срывалось в галоп от случайных прикосновений. Время от времени я ловила себя на мысли, что предпочла бы сейчас обсуждать с Рабаном происходящее в академии и вокруг нее. Если бы только тот не был таким… драконом с раздутым самомнением.
Когда мы с Редеком вновь оказались на улице, серое низкое небо уже начало темнеть, но было еще довольно рано, и мы не стали торопиться возвращаться в замок. Дошли до центральной площади, где несколько недель назад сверкала огнями, одурманивала запахами и веселила музыкой ярмарка. Сейчас от былого великолепия осталось меньше десяти киосков, торгующих в основном, что называется, товарами длительного хранения. Однако рядом с одним из них грелся на слабом огне котел с вином, от которого пахло травами и приправами, а у другого в более широком и менее глубоком котле в кипящем масле жарили тонкие лепешки. Между киосками бродило небольшое количество людей, среди которых я заметила довольно много знакомых лиц – все они были из Замка Горгулий.
После посиделок в трактире я чувствовала себя набитым до отказа бочонком на двух ножках, а потому совершенно ничего не хотела, но Редек все равно потянул меня к одному из киосков. Как оказалось, в нем, кроме прочего, торговали… леденцами на палочке! Только вместо привычных моему глазу петушков здесь можно было найти несколько вариантов драконов и горгулий, которые, честно говоря, в виде конфеты из жженого сахара мало чем отличались друг от друга.
– Попробуй, это очень вкусно, – заверил Редек, протягивая мне один леденец, а второй засовывая себе в рот и с удовольствием облизывая. – Я их с детства обожаю, готов был по паре в день съедать.
– А тебя не пугали кариесом и сахарным диабетом? – усмехнулась я, прежде чем осторожно лизнуть грозную крылатую тварь.
– Не знаю этих страшных проклятий, – хмыкнул он в ответ. – Но уверен, что уж такая штука точно тебя развеселит.
– Да я и так веселая, разве нет?
– Ты стараешься казаться, но на самом деле то ли грустишь, то ли о чем-то тревожишься. И скорее всего, это касается утренних событий. Тебя так огорчил арест профессора Блик? Мне казалось, все девчонки ее терпеть не могут.
Я против воли скривилась, шагнула прочь от киоска со сладостями и побрела по площади. Так было легче прятать взгляд от не в меру проницательного собеседника.
– Конечно, Блик не вызывает у меня восторга, – призналась я после длительного молчания. – Но я сомневаюсь, что она виновна в смерти Мортены.
– Почему?
Его вопрос прозвучал не как возражение, а как приглашение поделиться информацией и мнением. Меня и так разрывало от желания с кем-то обсудить накопившиеся вопросы, поскольку с Мелисой этого сделать не удалось: после завтрака ее в комнате не оказалось. А теперь, когда Редек спросил, я решила, что рассказать обо всем ему тоже вполне уместно. В конце концов, если я права и наши отцы действительно оказались в чем-то замешаны, то опасность грозит не только Рабану и мне, но и ему.
– Это длинная история, – призналась я со вздохом. – И началась она десять лет назад, когда здесь погибли студенты.
