– Да мы просто болтали! – перебила я ее нервное бормотание. – Ничего такого, чего мне следовало бы скрывать от остальных.
Если ее это и успокоило, то не сильно, потому что Марин поджала губы и потупилась, все еще втягивая голову в плечи. Совершенно непонятная мне реакция, но мало ли какие у дуалов традиции и табу. Может, она решила, что мы собирались целоваться, а у них запрещено на такое смотреть?
– Послушай, мне нужна твоя помощь, – поторопилась я сменить тему.
– Правда? – Ее лицо неожиданно просияло, и она даже взглянула на меня с готовностью сделать все что угодно.
– Да. И только ты можешь мне помочь, – решила я закрепить результат. Марин определенно любила быть по-настоящему полезной. – Точнее, твой ментальный дар.
Подруга мгновенно помрачнела и насупилась, теперь глядя меня без прежнего энтузиазма.
– В каком смысле?
– В прямом. Послушай, мне жизненно необходимо вспомнить, что произошло тогда в моем мире. Ну, перед тем как я отправилась сюда, когда на меня напали. Это буквально вопрос жизни и смерти.
Теперь ее брови сошлись к переносице, на лице появилось выражение растерянности.
– И как тебе может помочь мой дар?
– Когда ты демонстрировала мне его, я впервые вспомнила хоть что-то. Ты ведь говорила, что он вытаскивает образы из моей головы, чтобы напугать. Так?
– Ну да…
– Вот это мне и нужно: вытащить из головы образы, относящиеся к самому жуткому событию в моей жизни.
– Ты уверена, что это хорошая идея? – Марин все еще испытывала сомнения. – Если все было настолько жутко, что ты не хочешь этого помнить…
– Я-то как раз хочу! Только не могу…
– Потому что твой мозг защищает тебя от этих воспоминаний? – предположила Марин.
– Или потому что кто-то что-то сделал со мной, чтобы я забыла, – возразила я. – В любом случае сейчас мне нужно вспомнить.
Она снова замялась, и я молитвенно сложила руки, делая «щенячьи глазки».
– Пожа-а-алуйста!
– Ты же помнишь, что я не контролирую это? – Марин продолжала отчаянно пытаться отговорить меня. – Я могу случайно вытащить из твоей головы что-то совсем другое, что тебе никак не поможет, только навредит!
– Я тебя уверяю: ничего более ужасного, чем та ночь, в моей голове просто нет. Даже близко. Но если все-таки не получится, ничего страшного. Можно будет попробовать еще. Так или иначе, а с моей стороны не будет никаких претензий. И я буду тебе должна, – добавила я, не зная, что еще предложить. Не деньги же, правда?
Марин вздохнула и улыбнулась.
– Не надо только никаких долгов. Сделаю что смогу.
– Ты настоящий друг! – Я порывисто обняла ее, заставив рассмеяться. Такой она мне больше нравилась.
Мы поторопились вернуться в замок и единодушно решили, что подобные эксперименты лучше проводить в ее комнате: подальше и от посторонних глаз, и от директора.
Комната у Марин оказалась весьма похожей на мою, разве что расположение окон и мебели несколько отличалось. А так даже гардеробная была ничуть не меньше, как и санузел. Впрочем, это помещение предназначалось для преподавателя, но в отличие от жилища Рабана не имела отдельной спальни и гостиной. Видимо, дракону Колт выделил апартаменты получше. То ли из-за происхождения, то ли из дружеских чувств к его отцу.
Мы решили разместиться на полу, сели друг напротив друга, скрестив ноги по-турецки. Так мне было ближе падать, если в процессе снова до этого дойдет. Марин даже разложила вокруг меня все декоративные подушечки, какие были в ее комнате, хотя мягкий ковер и так не позволил бы мне серьезно удариться головой.
– Так, ладно… – вздохнула она, наконец усевшись и посмотрев на меня. – Не передумала?
В ее голосе прозвучали нотки надежды, но я решительно мотнула головой.
– Давай, я готова.
Она снова вздохнула и уставилась на меня. В этот раз я знала, чего ждать, и, может быть, именно поэтому ничего не происходило чуть дольше, чем в прошлый. Лишь когда я потеряла бдительность, решив, что что-то пошло не так, комната вокруг меня наконец погрузилась в темноту. Ноздрей коснулся запах городского лета: пыльного асфальта, выхлопных газов, далекой помойки. Звуков было мало: только тихий шорох подошв кроссовок по тротуару, шелест листвы немногочисленных деревьев на ветру, далекий рев двигателя мотоцикла, гоняющего по пустым дорогам.
Когда к звукам одиноких шагов добавилось еще несколько, я снова почувствовала, как спины коснулся холод, заставляя толпу мурашек побежать по коже. Кроссовки зашелестели по асфальту быстрее, топот мужских ботинок за спиной тоже ускорился.
Перед глазами появился тупик переулка, я снова оказалась в ловушке. Почему вообще туда пошла? Не сориентировалась в темноте? Хотела спрятаться? Или меня туда загнали, не оставив других возможностей? Этого я не вспомнила, видимо, было не слишком жутко.
А вот оказаться в безвыходном положении – очень! Я обернулась, вынужденная наконец взглянуть в лицо своим преследователям. Трое парней в невзрачной удобной одежде шли слегка пошатываясь, но довольно уверенно. Глаза у всех троих какие-то мутные, взгляды расфокусированы. Они вновь ничего не говорили, не подначивали, не оскорбляли, не угрожали. Просто неотвратимо наступали на меня.
– Что вам надо? – услышала я собственный голос, полный паники. – Не трогайте меня!
Но шедший первым уже вытянул руку, схватил за ворот рубашки. Я попыталась оттолкнуть его, но он с силой дернул меня на себя. Я упрямо отшатнулась, ткань рубашки треснула, пуговицы посыпались по разбитому асфальту, а меня коснулся лютый холод. Он пробрался внутрь, оплел тонкими нитями ужаса сердце, и в этот раз я узнала его.
Смерть. Магия смерти. То же самое я почувствовала сначала в заброшенной деревне, когда мертвецы еще только приближались, а потом и на кладбище, когда пыталась помочь Рабану. Парни, напавшие на меня, не были пьяны. Они были мертвы.
Рука одного из них потянулась к моему горлу, двое других схватили за руки, лишая возможности сопротивляться. Но внезапно что-то случилось: этих двоих отбросило в стороны. Перед глазами мелькнула лапа с острыми когтями. Она ударила того парня, что все еще держал меня, отбрасывая его назад и оставляя на одежде и плоти рваные раны. Потом все вокруг заплясало и замельтешило. Горгулью я так и не увидела, но слышала ее рычание, видела, как ее когти полосуют нападавших.
А потом я снова оказалась на асфальте, придавленная изорванным, но все еще живым трупом, который душил меня, заливая своей кровью. У меня хватило сил удивиться тому, что у мертвеца течет кровь. Ведь если сердце больше не бьется, кровоток должен остановиться. Впрочем, гравитация никуда не делась, а труп продолжал шевелиться, чего они обычно не делают. Наверное, это стимулировало кровотечение.
Вскоре мне стало не до того: пальцы сдавили горло слишком сильно, я уже не могла вдохнуть. В глазах снова потемнело, одновременно пропали запахи и шумы ночного города, и как будто издалека до меня донесся голос Марин:
