Но в этот день он воспринял это событие совершенно иначе: не простым ледяным фактом из учебника истории, а настоящей трагедией.
Надолго Эдвард в Париже 2019 года не задержался. Он, пораженный, вернулся в свою комнату, нацепил хламиду и, словно на автомате, отправился в Помпеи.
Возможно, после этого потрясения стоило остаться дома, но Эдварду нужно было лучше узнать о Помпеях и увидеть воочию вулкан Везувий, который жители Помпей считали всего лишь горой, пока тот не начал извергаться. Только так он мог хорошо написать или рассказать об историческом событии. Преподаватели даже иногда подмечали, что он пишет так, точно видел все собственными глазами, и даже не подозревали, насколько оказываются правы.
Приключение в Помпеи оказалось опасным. Хотя назвать приключением вылазку, где целый город был уничтожен и где тысячи людей погибли страшной смертью, было сложно. Эдвард провёл в Помпеях почти целый день, остался там до самого начала извержения Везувия и познакомился с одним русским парнем, тоже путешественником во времени. Его звали Эдгар Горностаев, и он сам не понимал, каким боком там вообще оказался: вроде, стоял в музее рядом с огромной картиной «Последний день Помпеи», а потом вдруг очутился в самих Помпеях. Эдвард очень хотел ему помочь, да только они случайно разминулись и больше не виделись.
Когда Везувий бушевал на полную мощность, Эд вернулся домой с острым ощущением, что с этого дня его жизнь больше не будет прежней.
Сначала это казалось весело. Путешествовать по эпохам, присутствовать при исторических событиях, знакомиться с историческими личностями. Отчего-то все сначала представлялось просто историей. Люди воспринимались историей. Все они для него и так были мертвы, поэтому если и умирали, Эд не очень-то им сочувствовал. Он считал себя даже выше других. Он обладал невероятной способностью и знал все наперёд, конечно, он не мог не возвысить себя над другими. Но Помпеи заставили его взглянуть на все иначе. Он увидел боль и страдания исторических людей, понял, что они такие же люди, как и он сам, — живые, настоящие, из плоти и крови и способные чувствовать. А еще осознал, что у него, в общем-то, нет никаких преимуществ. То, что он из будущего, не означало, что он не сгорит, как все остальные (вспомнить несчастного Эдгара: кто знает, может, он так и сгинул в Помпеях).
Тогда ему даже захотелось изменить историю, но это было невозможно. Это было нельзя. Кто он вообще такой, чтобы корректировать события? Одно маленькое вмешательство — и изменится мир. Да, история порой бывает ужасна, жестока и наполнена страданиями, но это история, и ее остается только принять.
Вот так один день и два события сдули его эго и заставил взглянуть на мир по-другому.
А теперь этот парень, буквально свалившийся с Марса, это эго растоптал насовсем. Он знал то, что Эдвард даже не мог вообразить. Он знал двадцать веков истории Земли — и не только Земли, — которые Эдвард узнать никогда не сможет. Оказалось, Эдвард не такой уж и примечательный: взял на себя ответственность за спасение истории, а сам для этого, возможно, вовсе и не подходит.
Эдвард думал об этом, прикрыв глаза, и не заметил, как задремал. Перед его глазами горели Нотр-Дам и Помпеи.
* * *
Гюстав и Томас, сидевшие чуть поодаль, решили скрасить время ожидания разговорами. Гюставу было все интересно, поэтому он завалил парня из будущего кучей вопросов.
— Человечество заняло только Марс? Или другие планеты тоже? За пределами Солнечной системы кто-то живет? Вы можете летать в другие галактики?
— Нет. Да. Да. И да.
— А поподробнее? Когда началась космическая экспансия?
— Человечество начало экспансию в космос где-то в 22-ом веке.
— Ты летал куда-то далеко? Что ты видел?
— Я много всего повидал за свою жизнь, — задумчиво проговорил Томас. — Я живу на этом свете уже достаточно долго.
— Да тебе на вид лет двадцать, — возразил Гюстав.
— Так только на вид.
— Ну хорошо. А насколько долго?
— Достаточно долго.
— Расскажи, что ты успел повидать?
— Я видел падение Ниобеи, — ответил Томас и взглянул на темнеющее небо, словно видя там то, что некогда предстало перед его глазами. — Это было ужасно.
— Что за Ниобея? Когда это было?
— Это третья планета Системы Калора, многим похожая на Землю. На Земле тогда человечество только зарождалось, а там практически все живое погибло.
— Ты не можешь жить настолько долго.
— Нет, конечно, идиот, — резко сказал Томас, разрушив всю атмосферу. — На что мне машина времени, черт возьми?
— Тогда ответь, сколько тебе лет, черт возьми?! — в тон ему воскликнул Гюстав.
— Приличные люди не задают такие вопросы.
— Ты выглядишь лет на двадцать, не больше, — продолжил Гюстав. — И ведёшь себя так же. Но сейчас рассказываешь так, точно тебе сто.
— Сто, — протянул Томас. — Ах, если бы. Мне уже перевалило за двести.
— Гонишь.
— Вовсе нет. Мне двести три.
— Но ты… не стареешь. — Гюстав сделал скептичное лицо. Ему казалось, что тот его обманывает, но выглядел марсианин достаточно серьёзно.
— У меня есть ген путешественника во времени. Он долго мутировал. Мои родители были путешественниками, их родители тоже и родители их родителей. И с каждым поколением ген мутировал. Мой ген мутировал так, что полностью обратился на меня. Когда закончился подростковый период и моё тело сформировалось, ген сохранил мой облик, и теперь я каждый день распадаюсь на атомы и собираюсь в точно такого же человека. Это и есть моё путешествие во времени, обращённое на меня же самого. Поэтому я не старею.
— То есть ты бессмертный?
— Нет, меня можно убить, как обычного человека. Я не проверял, конечно, и, в общем-то, не собирался.
— Путешествия в космосе, — протянул Гюстав. — Наверное, ты действительно много повидал за свои двести лет.
— Да, — согласился Томас.
— А мы так можем? Я имею в виду, можем сейчас взять и махнуть на другую планету?
— На «Жемчужине» можете. Но вопрос в том, возьму ли я вас с собой.
— А без неё? Просто переместиться.
— Не-а. — Томас мотнул головой.
— Почему?
— Другая планета! Огромное пространство. А огромное пространство чем у нас измеряется? Временем. Можете ли вы переместиться через миллионы лет? Не думаю. Какая самая дальняя точка времени, в которой ты был?
— Ну, век, может, десятый. А Эд был в Помпеях. Ну, в тот самый день.
— А ещё раньше? Почему вы не перемещаетесь ещё раньше? Потому что у людей есть инстинкт самосохранения. Неизвестно, что может случиться, если вы выберете невообразимо дальнюю точку. Когда вы совершаете путешествие во времени, вы распадаетесь на атомы. Кто знает, может обратно вы собраться там уже не сможете. А в космосе тем более. Одно дело переместиться во времени и пространстве на Земле на сравнительно небольшое расстояние, другое дело переместиться в другую галактику. Два с половиной миллиона световых лет — и это только расстояние между галактиками. Один световой год — более шестидесяти тысяч земных лет. Один! А их два с половиной миллиона… Ты пробовал переместиться хотя бы на шестьдесят тысяч лет назад на Земле?
