Мари прибыла в Америку на борту парохода «Олимпик». На пристани ее ждало множество людей — польские патриоты, медики, студенты, а также фоторепортеры и кинооператоры, которые стояли у самого трапа. Оркестр играл «Марсельезу», Польский национальный гимн и «Знамя, усыпанное звёздами».
Мари пришла в ужас от такого скопления народа и сказала, что не спустится, пока репортеры не уйдут. Дэнни пытался её сфотографировать, но из-за скопища народа протиснуться было сложно. Фотографии получились размытыми, и за это он потом получил нагоняй от своего босса, старикана Томпсона. Мисси повезло больше, поскольку эта поездка произошла благодаря ей, она находилась рядом с мадам Кюри и даже сфотографировалась вместе с ней и её дочерьми.
Ох уж эта Мисси, — подумал тогда Дэнни, впервые ощутив дух конкуренции.
Впрочем, надо было отдать должное этой журналистке. Она помогла Мари Кюри получить радий, который на торжественной церемонии ей вручил сам президент Гардинг.
Хоть фотографии и получились неудачными, статью Дэнни написал приемлемую. Надо заметить, что это был один из первых его репортажей, во многом определивший дальнейшую судьбу в газете.
Сейчас, стоя на пристани почти тридцать пять лет назад, Дэнни ощутил какое-то смятение. Трудно было поверить, что Мари Кюри ещё не бывала в этой бухте. Она еще даже не получила свои Нобелевские премии. Она сейчас работала домашней учительницей в Варшаве и даже не подозревала, какой великой ей суждено стать.
Как же сильно все может измениться за какие-то тридцать с хвостиком лет, — подумал Дэнни. — Как же сильно за такой короткий промежуток времени может измениться мир.
Он решил отгородится от воспоминаний и размышлений, обратив все своё внимание на Айлу. Она с грустью глядела на горизонт, лишь бы не смотреть на черно-белую махину парохода, стоящую у самого берега. Дэнни самому было очень грустно. За эти дни он успел сблизиться с Айлой, причём так, что теперь казалось, будто они знакомы целую жизнь.
— Я буду скучать, — призналась Айла, и Дэнни заметил в её глазах слезы.
Возможно, вот оно, то самое подтверждение, ради которого он решил остаться в этом времени на три дня.
— Мы с тобой ещё увидимся? — спросил он.
— Ты — да. А я… думаю, для меня это последняя встреча.
— Но… я же могу путешествовать во времени. Я могу прийти хоть когда.
Айла покачала головой.
— В последний раз, когда я тебя видела, ты сказал, что мы вряд ли с тобой снова увидимся.
— Но мы же увиделись. Вот сейчас.
— Думаю, это исключение. Ты ясно дал понять, что наш год — 1888.
— Так странно, что для меня это первая встреча, а для тебя последняя. Это… нечестно. Но я постараюсь что-нибудь с этим сделать. И, Айла… — Он осекся, заметив, что она не смогла сдержать слез, которые покатились крупными бусинами по её щекам.
Наверное, между ними действительно было (будет) что-то серьезное.
Все-таки не зря он решил здесь остаться. Это было важно прежде всего для неё.
Дэнни решил не болтать всякую ерунду и просто поцеловал ее.
Для него это был первый поцелуй, для неё — последний.
Она знала его хорошо, он ее — ещё не очень.
Она была замужней женщиной. И… о господи мама бы его за такое убила!
Но мама об этом не узнает.
— Дэнни, — проговорила Айла, когда он от неё отстранился. — Если я тебя больше не увижу, я хочу кое-что знать.
— Что?
— Твоё полное имя.
Дэнни устремил невидящий взгляд сквозь неё. Просьба была неожиданной. Своё полное имя он не любил. Оно казалось ему странным и несовременными. Он всегда был Дэнни. Просто Дэнни.
— Я им не пользуюсь.
— Но все равно скажи.
— Для тебя это важно?
— Да!
— Ну хорошо, — вздохнул Дэнни. — Только не смейся. Демосфен. Меня зовут Демосфен. Это древнегреческий оратор. Мама у меня с причудами. Но даже она уже не зовёт меня полным именем. Дэнни было уменьшительным, но теперь стало полноценным именем.
— Очень любопытно. Я всегда гадала, какое же у тебя полное имя.
— Надеюсь, этот факт не изменит твоё мнение обо мне, каким бы оно сейчас ни было.
— Ох, нет, Дэнни. Конечно же, нет. Ничто не изменит моё мнение о тебе. Абсолютно ничто. — Последнюю фразу она нарочно подчеркнула, словно за ней крылось больше, чем было произнесено вслух.
НЬЮ-ЙОРК, 1923 ГОД
У Дэнни был выходной, и он решил посвятить его составлению плана по спасению Линкольна. Он заключил, что ничего сложного в этом нет. Нужно переместиться в тот самый день (14 апреля 1865 года) к знаменитому театру Форда и перехватить Бута до того, как он совершит убийство.
Дэнни мог перемещаться в любое место и время. Стоило ему только подумать о какой-нибудь эпохе или каком-нибудь историческом событии — и картинка сама появлялась перед его взором. Спустя мгновение он сам становился частью этой картинки, будто бы проходил сквозь завесу, разделявшую эпохи. Путешествия во времени проходили легко и безболезненно, так что неудивительно, что Дэнни активно ими злоупотреблял. Перемещаться в пространстве было и того легче. Дэнни мог попасть в абсолютно любые уголки мира, только о них подумав.
После путешествия в 1889 год и знакомства с Айлой на душе было тоскливо, и Дэнни решил переместиться в закрытый для посетителей факел статуи Свободы. Небо было серое, вода тоже. Остров Манхэттен скрывался за пеленой легко тумана. Ветер дул с невообразимой мощью, но Дэнни стоял, облокотившись о перила, и даже не боялся сорваться вниз. Концы оранжевого шарфа болтались за спиной, а полы чёрного пальто разлетались в разные стороны, словно крылья. Дэнни был похож на темного ангела, взирающего с высоты на людской мир.
Возможно, он действительно был ангелом, который должен направить свой дар в правильное русло.
Вот только Дэнни не очень-то верил в ангелов, демонов или в потусторонние силы. Медиумов, которые якобы общаются с духами, он считал шарлатанами. Мистер Гудини показал, что фокусы — это ловкость, сила и упорная работа над собой, а вовсе не магия. Тогда что такое эти путешествия во времени? С этим еще предстояло разобраться.
Как бы там ни было, дар он все же мог кое-куда применить. Однако в голове ещё были сомнения по поводу Линкольна. Спасти его было проще простого, но стоило ли это делать? Наверное, стоило. Процесс интеграции чернокожих в американское общество не был завершён. Да, они получили независимость, перестали быть рабами, но все же это не означало, что они обрели полную свободу. Линкольн мог ещё многое сделать. Стоит хотя бы попытаться его спасти.
* * *
— Как продвигаются дела с рассказами? — поинтересовалась мама за ужином.
— Я ещё не написал, — отозвался Дэнни. В последние время он много путешествовал, собирая информацию, но приступить к чему-то серьёзному ещё не успел.
