– Иди в душ, – поморщился Карпатов, – я тебе дам денег. Но только на свадьбу!
– Господи! – обрадовалась Эмма. – Я знала, что ты мне поможешь, знала! Ты ведь такой добрый!
– От этого и страдаю, – пробурчал Карпатов и пошел к себе.
На этот раз он не вернулся. Катерина показала его бывшей жене устройство дачного душа, дала чистое полотенце и присела на скамейку подождать, пока Эмма помоется. Катерина на всякий случай взяла свою футболку, придется предложить ее Эмме. Конечно, это не совсем гламурно, но уж лучше, чем дизайнерские вещи, от которых за версту несет подсолнечным маслом. Катерина поглядела на мансардное окно, занавески были плотно зашторены и не колыхались. Все ясно, писатель расстроился из-за свидания с женой и завалился в постель. Катерина так и представляла себе расстроившихся мужчин: валяющихся в постели с сигаретой в зубах, костерящих всех и все на свете.
Это только женщины, когда их обстоятельства вынуждают страдать и мучиться, кидаются делать домашние дела. Катерине в страданиях лучше всего помогала стирка. Но здесь, в этом забытом Богом уголке, с водой у нее была постоянная проблема. Приходилось для поднятия настроения полоть морковку или мести пол. Или разговаривать с чучелом, раз поговорить нормально с его хозяином не удавалось. Вот и сегодня Катерина в очередной раз оказалась крайней. И все благодаря претензиям Карпатова! Вместо того чтобы разбираться с женой, он переключился на нее. И что в результате? Писатель страдает у себя, а его жена радуется у нее. То, что Эмма радовалась, Катерина слышала очень хорошо. Эмма пела, и не просто пела, а орала радостным голосом: «Свадьба, свадьба, кольца, кольца! Я люблю тебя, ты мое солнце». В отличие от популярной певицы у бывшей супруги Карпатова совершенно отсутствовал слух и голос. Голос, впрочем, был, но такой противный!
Катерина поймала себя на том, что начинает придираться к бывшей жене Карпатова. По мелочам, но придираться. Ай как некрасиво! Эмма прибежала к ней за помощью, и Катерина ей в чем-то, безусловно, помогла. Этого вполне достаточно, не обсуждать же бывшую жену Карпатова за ее спиной, хотя так хочется!
Пойти к Анюте и все с ней обсудить? Поделиться с Анютой радостью, что бывшая жена писателя снова собирается замуж и, слава небесам, не за него! Радостью? Значит, – Катерина задумалась, – она радуется? А писатель? Этот резидент-затворник?! Страдает?! Ей мучительно захотелось взглянуть на него хоть одним глазком. Посмотреть, как он лежит на постели, курит и страдает.
– Возьмите! – неожиданно в щели показалась его рука с голубой тряпкой. – Отдайте ей.
Катерина вздрогнула. Карпатов, оказывается, не страдал. Было гораздо хуже – он заботился о своей бывшей жене! Он искал для нее одежду.
– Это осталось в доме от ее старого гардероба, – пояснил он, заглядывая через забор. – Пусть надевает и не выпендривается! Скоро она будет лишена и этого, я не собираюсь помогать ей и ее мужьям всю жизнь. – Карпатов повесил голубую тряпку на забор и исчез так же внезапно, как и появился.
Катерина подошла и сняла платье Эммы, а та его сразу же надела, как только выскочила из душа. Выпендриваться она, вопреки прогнозу Карпатова, не стала. Поблагодарила Катерину, пообещала обязательно вернуться и побежала к машине. Через минуту взревел спортивный глушитель, и автомобиль скрылся, оставив после себя тучи пыли.
Катерина вздохнула, вот уж чего ей не хотелось, так того, чтобы Эмма возвращалась! Конечно, она глупенькая и неопытная девчонка, но нельзя же так эксплуатировать доверие бывшего мужа. Нет, скорее всего его жалость, доброту и чуткость.
Так, понесло. Карпатов теперь, как оказывается, добрый и чуткий. Да она это всегда знала, чего уж там.
Глава 11
Ведьма на приворотном зелье явно сэкономила
Катерине приснился странный сон: в образе трех богатырей перед ней предстали ее кавалеры – писатель, немец и деревенский мачо. В принципе, они предстали не перед ней, а перед огромным валуном-указателем, на котором было выбито старославянской вязью: «Налево пойдешь – свободу найдешь, направо пойдешь – Катерину найдешь, прямо пойдешь – в валун упрешься». Но она их настолько явственно видела, что, как ей казалось, практически находилась рядом с ними. Богатыри почесали затылки и спустились с коней. Ни один из них не потерял голову и не рванул в сторону, указывающую на местопребывание Катерины. Богатыри задумались, обходя валун со всех сторон. Катерина тащилась за ними следом с опущенной головой и тоскливо ждала, когда кто-нибудь из богатырей обратит внимание на правую сторону.
Внезапно на валуне возникла Любовь Карелина, танцующая стриптиз, и богатыри, раскрыв рот и глаза, уставились на нее. Любка танцевала и звала богатырей к себе – обратно, в ту сторону, откуда троица прискакала.
Писатель, он же Илья Муромец, заявил, что прямых дорог в жизни не бывает, утыкаться в валун он больше не собирается, сколько уже раз утыкался, хватит с него! А направо он ходил неоднократно, да все бесполезно. И обратно возвращаться ему не хочется – там его ничего хорошего не ждет. Короче говоря, писатель-Муромец решил хоть один раз в жизни свернуть налево. Он не без усилий взобрался на своего ретивого коня и поскакал в сторону свободы.
Добрыня Никитич также полностью разочаровал Катерину, которая к этому времени подсела к валуну и дернула Любку-стриптизершу за ногу. Стриптизерша свалилась, но не успокоилась и продолжала карабкаться на валун, призывно виляя бедрами перед двумя оставшимися богатырями. Добрыня Никитич, он же Захар, сказал женщинам, что прямыми путями никогда не ходил и ходить не собирается, на этих прямых путях одни препятствия. Направо он уже сунулся, получил по самые помидоры, до сих пор оттирается. Обратно Захару-Никитичу тоже нет пути, там хоть и ждет его красавица Оксана, только она – пройденный этап, возвращаться к которому он не желает. Добрыня Никитич подмигнул Катерине и лихо направился налево. За ним, ржа во всю свою лошадиную глотку над незадачливой Катериной, побежал его конь, тряся попоной.
Оставшийся в гордом одиночестве богатырь Алеша Попович, он же немецкий подданный Клаус Мюллер, тоже недолго сомневался в правильности выбора своих сотоварищей. Сколько взобравшаяся на валун Любка-стриптизерша ни крутила бедрами и ни трясла пышной грудью, ничего она не добилась. Обратно поворачивать Клаус-Попович не захотел. Не для того, как сказал он, притащился в эту забытую Богом глушь, чтобы возвращаться назад. «А ведь вернулся же в свою Германию!» – подумала Катерина, на что Клаус ей заявил, что он вернулся не в Германию, а поехал за провиантом для коня в ближайший супермаркет. После чего поехал прямо, но уткнулся в валун и получил увечья. Клаус-Попович показал Катерине свой подбитый глаз. Направо, как сообщил Катерине богатырь, он уже сворачивал и припомнил Катерине сучковатую палку, за которую той стало нестерпимо стыдно. Так остается ему одна левая сторона, куда он и отправится сразу после того, как простится с Катериной.
Та стояла возле валуна и раздумывала, что ей делать. Бежать за богатырями следом или оставаться в гордом одиночестве? Залезть на валун и вместе с Любкой-стриптизершей поджидать очередных богатырей, которых забросит к ним судьба? Но она не сможет так призывно качать бедрами, да и с грудью ей не повезло. Все. Она лузер, она неудачница. Половина центнера сплошного недоразумения, от которого отказались все богатыри. Если бы была такая возможность и время повернулось бы вспять! Она поменяла бы указатели на валуне, и богатыри, все оптом, направились бы в ее сторону. Как бы договориться с судьбой насчет указателя? Пусть на нем все пути ведут к Катерине, как в Киев болтливые языки. Тогда бы она не стала волноваться и выбрала бы одного из богатырей.