Да, он безнадёжно влюбился в Анну Петрушевскую, внучку князя Черкасского. И сейчас, чтобы хоть как-то отойти от овладевшего им смятения чувств, Чедвик намеревался напиться. Такое с ним случилось впервые: бывшие в его жизни женщины никогда не доводили его до такого состояния. Проснувшись на утро, он даже не пытался вспомнить имя красотки, с которой провёл ночь. Да и зачем? Женщин Чедвик рассматривал примерно так же, как хорошую еду и выпивку. Они требовали денег и отдавали ему желаемое только при наличии достаточно толстого кошелька. Теперь же за все сокровища мира он не смог бы сделать женщину своей. Она недосягаема, как звезда на русском небе.
Джон горестно усмехнулся и вновь осушил рюмку с коньяком.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Часть I. Глава 24
Авторский коллаж. В работе использована картина В.И. Сурикова "Вечер в Петербурге".
Раннее февральское утро стояло над Петербургом. В этот год Крещенские морозы затянулись, точно не заметили, что уже давно январь уступил место младшему брату-февралю. Ветер, будто дворник метлой, позёмкой вздымал снег и тащил его по улицам, словно намеревался вымести начисто из города, он забирался под воротники редких прохожих, ударял в раскрасневшиеся от мороза лица, заставлял плотнее кутаться в шали и шарфы или просто втягивать шеи в воротники фризовых шинелей. Извозчики в ожидании пассажиров, похлопывая себя рукавицами, пританцовывали возле своих лошадей, гривы которых висели, обмёрзшие снегом, а из ноздрей вырывались струйки пара.Сергей вышел из подъезда, фонарь, брызгая горячими каплями масла и заставляя подплясывать тусклый кружок света на мостовой, раскачивался от всё усиливающегося ветра. Петрушевский провёл рукою по лицу, точно хотел стереть снегом свои невесёлые мысли. Постояв несколько секунд у подъезда, Сергей двинулся прямо по пустынной улице. Если бы не вой разыгравшейся метели, хруст снега под его шагами да проскользнувшие по дороге сани, запряжённые худой лошадёнкой, улица в призрачном свете фонарей казалась миражом, создавая ощущение странного, пугающего сна.
"Герман у подъезда" - иллюстрация А. Н. Бенуа к "Пиковой даме" А.С. Пушкина, 1910 год.
Всё случилось неожиданно, сегодняшнюю ночь он, как ни хотелось бы ему этого, не сможет забыть никогда. Анна уснула сразу, беременная она постоянно хотела спать, и едва они ложились вечером, как прильнув к его плечу, она засыпала мирным и спокойным сном. А ему не спалось. Раньше свою бессонницу он коротал в кабинете, с книгой в руках, теперь же, боясь оставить Анну одну, предпочитал просто лежать рядом с ней. Так ему было спокойнее – он словно охранял сон жены, а на самом деле любовался чистой улыбкой, которая иногда пробегала по нежным, чуть приоткрытым во сне губам, и длинными густыми ресницами, отдыхавшими на порозовевших щеках. Анна была словно дитя. И стоило ему подумать об этом, как тревожные мысли вновь и вновь точили его голову: что станет с нею, такой хрупкой и неискушённой в жизни, если останется одна с ребёнком на руках. Без него…В тайном обществе всё настойчивее говорили о восстании, и Сергей понимал его неизбежность. Ещё год назад он сам с горячностью выступал за скорейшее воплощение их планов. Но сейчас… Он осознавал, что надежда на успех предприятия, в котором он принимал участие, ничтожно мала, и провал – почти неизбежный – повлечёт за собой большие невинные жертвы. Одной такой жертвой может стать его семья. Анна и ребёнок…- Дружище, давно не виделись! – тяжёлая рука друга опустилась на плечо Сергея, который рассматривал ноты в книжной лавке Бейера и Грефа.- Как раз сегодня собирался к тебе, - Сергей приветливо улыбнулся и пожал протянутую руку Николая. – Дело у меня к тебе есть.- Так к чему откладывать до вечера? Давай поднимемся в Лондон * и потолкуем, - предложил Синяев.Зайдя в трактир, выбрали уединённый столик в отдалённом месте зала.- Ну так что за дело у тебя? – спросил Николай, пытливо посмотрев на хмурого Сергея. – Вижу, ты чем-то озабочен…- Да, ты прав…- кивнул тот и сразу без обиняков сказал: - Хочу попросить тебя, ежели что-то случиться со мной, позаботься об Анне…- К чему такой пессимизм, дружище? - усмехнулся Николай, но его попытка свести всё к шутке не удалась.- Это не пессимизм, - покачал головой Сергей, вертя в руках вилку с узорчатой литой ручкой. - Ты ведь и сам понимаешь, чем я рискую…- Да, ещё бы! – Николай с раздражением посмотрел на него и залпом осушил рюмку водки. – Только неужели ты не видишь иного выхода, кроме, как заручиться моим обещанием?! – он пронзил Сергея взглядом, хотел вот так сразу получить честный и лаконичный ответ.Но беда в том, что ответа у Петрушевского не было, да просто быть не могло. Выйти из заговора он не мог, это означало поступиться всеми своими принципами, идеями, планами, всем, что составляло очень значимую часть его самого, без чего он себя не мыслил. Наконец, это означало поступиться своей честью русского офицера. Но и предать Анну, в случае провала оставить её одну во враждебном окружении света, с клеймом жены преступника было для него просто немыслимо.- Я не знаю, что мне делать… - честно признался Сергей после затянувшейся паузы.- Анна знает о твоих делах? – вновь спросил Николай, отрезая кусок ростбифа.- Да, но… без подробностей, - Сергей смял пальцами хлебный мякиш. – И она не знает, чем мне, всем нам это может грозить…- Мне кажется, - неуверенно начал Синяев, - лучше рассказать ей всё.- Ты думаешь, она поймёт? – Сергей с сомнением взглянул на друга.- Поймёт или нет – не в этом суть, главное, что это не станет для неё неожиданностью, - отвечал Николай.- Ежели с тобой что-то случится, морально она будет готова к этому.- Пожалуй, ты прав… - Петрушевский опять задумался и, нахмурившись, признался: - Знаешь, в положении она стала так…ранима, я боюсь, что моё сообщение отразиться на ребёнке…– И всё же, поговори с ней, – Николай вдруг улыбнулся и заметил ироничным тоном: - Мне кажется, Анна не так слаба, какой кажется… Уже то, что она выносит тебя, говорит о её силе, - пошутил он. - Ну а что касается меня, то тут ты мог бы и не просить, - лицо Николая стало серьёзным и озабоченным, - твою семью я не оставлю в любом случае. – И опять он перешёл на шутливо-ироничный тон, меняя тему: - Между прочим, о тебе Грушенька спрашивала, дескать, почему Сергей Владимирович давно не был, велела кланяться тебе.- Ой, она ли не знает о моей женитьбе? – усмехнулся сергей.Грушенька, красавица-цыганка была романтическим воспоминанием из прежней его холостяцкой жизни. В то время Петрушевский пережил лёгкое увлечение цыганкой. Квартира певуньи, обладавшей незаурядным голосом, слыла одним из самых весёлых мест столицы. Многие желали бы покорить сердце непреступной красавицы, гордой и своенравной, как необъезженная кобылица, но среди прочих молодых офицеров она почему-то выделяла Сергея. А он как должное принимал ласки красавицы и в её объятиях временно забывался в сладком полусне.- Ох, и горячий, ты сударь мой, - сидя у него на коленях и пристально глядя ему в глаза, признавалась Грушенька, а потом с затаённой болью замечала: - Да только попусту себя тратишь.- Как же попусту? – удивлялся Сергей с улыбкой, - Или ты не любишь меня? – спрашивал, усмехаясь.- Я-то люблю… Да только не по судьбе мы друг дружке, - лицо цыганки становилось серьёзным, глаза смотрели на него внимательно, словно читали в его душе что-то, понятное одной Грушеньке, – Сердце твоё скоро подаришь деве. Она и будет судьба твоя. А меня забудешь.Петрушевский смеялся над этими предсказаниями, не верил им. Но выходит, права была цыганка – не прошло и полугода после их романа, как встретил он Анну, свою судьбу, о страстной Груше и думать забыл, точно не было её никогда в его жизни.- Не веришь? – качала она головой в ответ на его смех. – Ой, напрасно, сударь мой! Вот дай руку, - Грушенька брала его ладонь и с прищуром всматривалась в переплетение линий, - вижу, встретимся мы с девой твоей. Да не бойся, - усмешка кривила полные крупные губы, - не обижу её. Потому как в ней твоё спасение.- От кого же, Грушенька? - улыбаясь, допрашивал он, развязывая тесёмки на её рубашке, обнажая крупную грудь с напрягшимися сосками, – От кого же спасать она меня будет?- От тебя самого, - смеясь отвечала красавица и жарким поцелуем прекращала их странный разговор.Вдруг стон жены прервал ход его воспоминаний. Анна резко проснулась.- Серёжа, - позвала взволнованным голосом.- Да, сердечко моё, - отозвался он, приподнимаясь на локте и целуя щеку жены, - что случилось?- Мне… больно и… - она повернула к нему мертвенно бледно лицо с расширившимися от ужаса глазами и призналась: - кажется, я теряю наше дитя…Резко откинув одеяло, Сергей понял, что она права – лужа крови не оставляла никаких сомнений.Послав за доктором, он вновь пережил тревожные минуты в коридоре, когда его, как и в тот первый раз, выставили за дверь их супружеской спальни. Но теперь надежды не было. Чудовищная, гнетущая пустота заполнила душу, едва он увидел кровь. Но он почти смирился с потерей нерождённого ребёнка, вернее – осознал и принял случившееся как нечто неизбежное. Так он принимал на войне гибель товарищей. Непоправимое, неизбежное, независящее от него!.. Так бывает! Это и доктор сказал – первые месяцы беременности самые сложные, и один Бог ведает, будет ли младенец жить, захочет ли увидеть этот мир. И сейчас все тревоги Сергея были только о здоровье Анны. Только бы с ней всё было хорошо!Одна мысль, что его маленькой жены вдруг не станет, кидала его в холодный пот и заставляла замирать сердце. Он вдруг вспомнил, как вернувшись в Петербург женатым человеком, привезя с собой Анну, однажды с нежностью заметил, как преобразилась его холостяцкая квартира, заполнившись изящными женскими вещицами. И уже в своём кабинете он с каким-то доселе неизведанным тёплым чувством мог любоваться забытой на диване её шалью. А сейчас его взгляд упал на столик для рукоделия, стоявший в углу гостиной, слева от окна, это место было видно в дверной проём из коридора.Сергей быстро вошёл в комнату и шагнул к столику. Приоткрытая шкатулка с ниткой жемчуга, серебряное зеркало, кружево и три шёлковых розы нежно-кремового цвета, которые она сама делала для нового платья. Нет! Это решительно невозможно, потерять Анну! Его любовь, его сердце, его нежного ангела! Зачем тогда всё – этот мир вокруг, и он сам в этом мире?!
