— А так завсегда готова, пойдем в мой дом. Не только молока, и меда хмельного найду, и рубашку, чай, мужик мой немногим тебе в росте уступит, а в плечах и пошире будет.
Ольг кивнул, улыбнувшись неповрежденной половиной лица. Рубашка была ему нужна. Если еще и штаны бы нашлись — вообще дело. Пошел следом за бабой, оглядываясь, присматриваясь. Хорошая деревня, зажиточная. Кошки толстые, куры упитанные. Да и сами жители не выглядят забитыми или нищими. Надо думать, отсюда до Бергорода близко, торговля хорошо идет.
Смелая баба оказалась кузнечихой, дом у нее был большой, ах в три комнаты. Курятник был, свинарник, коза блеяла в сарайчике. Ольг сел на лавку возле печи, стараясь не стучать зубами — все же он изрядно замерз, пока шел. Сначала не чувствовал от нервного возбуждения, но когда отпустило — начало трясти.
— Выпей-ка, княже, — кузнечиха сунула ему в руки большую глиняную чашку с чем-то горячим, пахнувшим медом и травами. И еще — ведьмой.
Ольгу тут же захотелось отшвырнуть от себя напиток, но сдержался, даже вида не показал, глотнул. Внутри разлилось блаженное тепло.
— Марика тебя выхаживала, — утверждающе кивнула баба. — Это ее сбор, от простуды, от болезней. Поможет, точно говорю. Лицо бер тебе пометил?
— Да.
Говорить не хотелось, от одного только имени ведьмы в груди снова вспыхнула злость и возмущение. Промолчал, конечно.
— Чудом глаз не лишился.
— Да. — И посмотрел на болтливую бабу так мрачно, что та заткнулась мгновенно и, поклонившись, вышла, оставив Ольга наедине со своими сомнениями. В избе была жарко натоплена печь, и княжич, прислонившись к деревянной стене, прикрыл устало глаза.
Спустя некоторое время в дом вошел мальчишка, упитанный, щекастый, румяный и ужасно серьезный. Одет добротно, в сапожки да кафтан шерстяной, в руках шапку мнет.
— Княже, мамка мне велела ваше послание в Бергород передать, — нарочно принижая голос, заговорил отрок. — Вам бумагу и перо надобно, или на словах чего скажете?
Ольг хотел засмеяться важности “посланника”, но, конечно, не стал. Мальчишке явно хочется показаться старше и опытнее, чем он есть. Но видно по нему — дитятко любимое, под мамкиным крылом выросшее. Поди еще и первенец, и единственный мальчишка из детей. Такому бы из теплой норки нужно в белый свет выбираться. Забрать его, что ли, с собой? А то пропадет тут, в деревне, обабится совсем. Ну, поглядим, как он выполнит поручение, а там и решим.
— Звать тебя как, юноша?
— М…Марко.
— Вот что, Марко. Едешь тотчас же в Бергород, на коне скакать умеешь? Вот и славно. Спрашиваешь, где дом Андрия Бурого. Его найти несложно, он в центре, у самых княжьих палат, каменный, с зеленой крышей и высоким крыльцом. Там зовешь Никиту Плотника, только его и никого более. Будут спрашивать, зачем — не отвечай или наври что-нибудь. А Никитке уж скажешь, что Ольг, сын Андрия, в деревне ждет, бером подранный. Надобно одежду теплую, денег кошель и телегу. Не доехать мне верхом.
Ольгу вдруг стало тяжело и душно, по шее потекли капли пота, впитываясь в повязку. Ох, рано он от ведьмы сбежал, как бы не подохнуть теперь прямо здесь, в доме кузнеца.
— Все понял? Да скажи, чтобы лекаря Никитка взял и пока молчал, что я живой. Беги, Марко, поживее.
Парнишка кивнул, нахлобучил на кудрявую голову шапку и выскочил прочь. А Ольг обмяк на лавке. Силы окончательно его оставили. А никак кузнечиха все же его опоила? Иначе почему так хочется спать?
Глава 7. Живой
— Гляди ж, и вправду живой, — раздалось над его головой, и Ольг с трудом разлепил глаза. — Этого уродца даже предки не приняли!
— Я ещё здесь недостаточно нагадил, — прохрипел мужчина, садясь на лавке, где намедни все же уснул, а не помер. — Что, Никитка, знатно вы обделались, потеряв княжича?
— Ой не говори, пресветлый, видел бы ты, что в Бергороде творится!
— Портки мои делят? — некстати вспомнил слова Марики Ольг.
— Если бы, папашка. Куда интереснее!
Ольг насторожился. Слово «папашка» его словно плетью хлестнуло. Дураком он никогда не был, тут же понял:
— И много у меня деток народилось внезапно?
— Трое, ых. Два пацана и девка.
— И что, все мои?
— Да кто ж их знает, вроде и схожи.
Ольг крякнул озадаченно. Женщин у него было немало, но он обычно заботился, чтобы похождения его последствий не имели. Поглядел на стольника своего, которому не имел причин не верить. Тот откровенно посмеивался, внимательно разглядывая княжича. Был Никита ещё младше и дурнее Ольга, во всех пьянках, гулянках и драках рядом держался, а поди ж ты, глаза встревоженные, даже испуганные.
— Ещё что мне знать надобно?
— Боярина Путилова в темницу бросили. Вроде как нашли у него письма, что тебя со свету сжить он хотел и с разбойниками о том договаривался.
Новость была удивительная, Ольг и не знал, что он вот такая кость в горле.
— На него подумали? — спросил хрипло.
— А да. Очень уж странно следы твои затерялись. Кровь есть и немало. Обрывки одежды есть. След, что тело волокли, есть. А потом — тайна великая. Ни следа, ни крови, ни листик не примят. Вот и решили, что окромя разбойников, никто б так не смог.
— Тем лучше для меня, — подумав, решил Ольг. — На площади уже объявляли?
— Первым делом.
— Одним соперником меньше. Разумеется, теперь его следует отпустить, деньгами извиниться… но бумаги-то останутся.
Никитка странно на княжича посмотрел и пожал плечами. Снова нахмурился. Невольно Ольг коснулся пальцами щеки. Больно не было, но ясно, что красиво уже не будет. Ну так он и не девка красная, чтобы из-за этого печалиться!
— Я ведь лекоря привёз. Звать?
— Зови.
Кругленький коренастый старичок, что служил Бурым ещё при князе Андрие и, если верить байкам, самого Ольга первого на руки взял, неодобрительно качая головой, трогал княжичевы раны на груди и щупал рёбра, а потом тихо спросил:
— Волхв врачевал? Словно не седмица, а луна целая прошла. Очень хорошо все, и зашито славно, а вот лицо хуже заживает.
— Ведьма меня нашла, — пришлось признаться Ольгу. — Чай, сильная.
— Хорошо, что ведьма. Ты, надеюсь, ей заплатил, не обидел? Ведьмин дар таков, что забрать назад здоровье может, если ее обмануть.
Ольг сглотнул и мотнул головой:
— Никитка, съездишь к ведьме, отдашь ей кошель с золотом.
— Понял, княже. Сейчас?
— Сейчас. Я пока позавтракаю. Тут недалече, только с тропы не сходи, волки.
В избу заглянула хозяйка, окинула обнаженного до пояса Ольга таким откровенно-жадным взглядом, что он вдруг устыдился своей раздетости. Впервые, наверное, в своей жизни. Раньше его подобные взгляды только радовали.
