— Ты юродивую-то из себя не строй, — боярин вдруг из доброго старого пса преобразился в охотничью вполне зубастую собаку. — А то я не вижу, какая ты на самом деле! Я с тобой по-хорошему, к палачам не тащу, руки не выламываю. Неча тут придуряться!
— Надо от меня что? — не сдержалась Марика.
— Да ничего не надо, просто посмотреть захотел на бабу, что княжича Бурого околдовала и ошейник на нашего бера надела. И почему он тебя слушает, не пойму… Баба как баба. Добре б молодая да красивая, а так… мамку, что ли, он в тебе видит… Ладно, не злись. Правду скажи: точно ли уйдешь по весне?
— Собираюсь. Или в лес, или к хьоннам.
— Ну гляди, сама не уйдешь, поможем исчезнуть. Ольг — мальчик хороший, послушный. Еще через пару лет из него вполне можно будет князя слепить.
Боярин тоже болтал лишнее, совсем не боясь Марики. Знать, поверил, что она и вправду лишь травница. Ведьма только ухмыльнулась про себя. Уж она-то точно знала, насколько Ольг послушен. Он весьма умело строит из себя добродушного и недалекого парня, готового помочь любому, но внутри у него отнюдь не глина — прочный камень. Горе тому, кто его недооценит. И сейчас у Марики вдруг в голове мелькнула мысль, что вот этого в лисьей шапке надобно Ольгу как-то прижать. Есть у нее одна травка… Да, это дело, надо непременно об этом княжичу сообщить.
Боярин в лисьей шапке отошел — вовремя. Бурый уж заметил Марику и, расталкивая всех, приблизился. Шепнул:
— Выспалась? На обед не зову, нынче у меня совет собирается. Смотри, вот главные люди Бергорода: тот, косой, в синей шубе — Василий Правый. В лисьей шапке старик — боярин Никита Кожевник. На лавке с палкой сидит Андрий Силянович, он по осени упал с крыльца неудачно, ногу сломал, так и не оправился. Плохо ему лекарь кости сложил, ведьмы лесной рядом не оказалось… на мое счастье.
— Почему на счастье?
— Люди увечных не любят. Особенно тех, кто ноги по пьяни ломает. Добре б в бою… А теперь он хром, и всегда его увечье о том случае напоминает.
Что-то такое было в лице княжича Бурого… показалось ли Марике? Поколебавшись, спросила:
— Ты руку к этому приложил?
— Поил я, — честно ответил Ольг, глядя на нее с тревогой. — Упал он сам. А лекаря я и вовсе знать не знаю. Удачно вышло… Смотри, я тебе врать не хочу, знай меня таким, какой я есть. Все равно князем стану, пусть на это много лет уйдет. Я самый молодой из всех. Подожду. Путилова уже выслали, Андрий мне тоже не соперник…
— Не суетись, люди смотрят, — шикнула на него ведьма. — Правильно все сделал. Есть у меня одна мысль… После обеда приходи, расскажу.
Ольг удивленно поглядел на женщину, но более ничего не сказал, отошел к боярам. Пора было и за стол усаживаться. Нынче его черед совет кормить да поить, да слово держать.
Покуда отроки шустро накрывали на стол, хозяин приглядывался. О чем так тихо беседуют Правый и Кожевник? А Андрий Силянович, почто он привел с собой двух дружинников? Опасается? Не доверяет? Боярин Федор Мельник, знамо, на Бурого точит зуб, Ольг его дочь вроде как оскорбил, в жены не взял и дитя не признал. Вон он что-то рассказывает Щукину, которому вся рыбацкая слобода принадлежит. Ясно дело,Щукин Ольга лютой ненавистью ненавидит, на последнем совете едва не кинулся княжича душить за самоуправство: дескать, как он посмел в его дома дрова да еду приносить? Словно он сам когда-то до такого бы снизошел. Ольг тогда дерзко и зло ответил, что Щукину принадлежат дома, а не люди. Люди же — жители Бергорода, а значит, ему, Ольгу, братья. Своим он помогал. А вот почему Щукин за своим имуществом не следит, почему в домах окон нет и крыши провалены, этот вопрос будет на совете поднят потом, когда с болезнью все закончится. Не простит ему этого Илья Данилыч, ой, не простит! Да и бес с ним. Ольг тоже не дурак. Сегодня похлебку да одеяла его отроки разносили, да тихонько жителям шептали, что Бурому принадлежит кусок земли за рекою, и он там новый рыбацкий поселок хочет строить. рыбаки ему нужны на службу опытные, с лодками да сетями. Посмотрим, Щукин, много ли у тебя жителей останется в твоих хибарах!
26-2
Как всегда, начали с глупостей: сначала лаялись, что мясо в городе заканчивается. Люди вроде не мрут, лекари заверяют, что не красная язва, а обычная лихорадка, только дюже заразная и с сыпью, на Бергород напала, не пора ли ворота открывать для торговли? Тут Правый, Бурый да Кожевенник были единогласны: рано! Пусть хоть половина заболевших встанет. А что до мяса — господам боярам полезно попоститься, лишним не будет.
Агафья Волкова, большуха, вновь подняла голос, что народу много померло, сироты остались в домах, вдовы, давно пора вдовий дом построить, как то в Лисгороде да Волчьем посаде сделано. Все от нее привычно отмахнулись, баба, что с нее взять. Жалостливая больно. А Ольг подумал, что потом, когда Марика будет его женой, он попросит ее с Агафьей дружить. Вслух сказал только, что готов в дом свой взять с дюжину сирот. Как-нибудь прокормит и оденет, всегда ему нужны бегуны и помощники на кухне. Заслужил благодарственный взгляд Агафьи и полный ненависти — Мельника. Все никак не может успокоиться, что его внука Бурый не признал своим. Но то к дочери вопросы, не к Ольгу. Кто ее знает, от кого нагуляла.
Дальше говорили по существу. Порешили в эту зиму налог с рыбацкого квартала и черной слободы не брать, а травников и вовсе до лета не трогать. Щукин, конечно, был против, но совет на то и совет, чтобы голоса всех учитывать.
Симеон Косой, владелец двух торговых судов, предложил мастеров иноземных приглашать, особливо лекарей, построить для них добрые дома да набираться разума. В прошлую осень тот же Косой привез из Дарханая мастера-стекольщика, что умел хрустальные кубки и прочие красивые сосуды делать, поэтому предложение его обещали учесть. Симеон в мастерах, видимо, разбирался.
Заодно выяснили, кто первым заболел: все же приезжий торговец привез болезнь. Слег в постоялом дворе с лихорадкой, после него заболел хозяин, а следом — и несколько посетителей. Отсюда и пошла волна. Решено было с торговца взять штраф. На будущее предложили всех приезжих в карантин сажать на две недели, долго кричали и спорили, но передумали: этак никакой торговли не будет. А кто кормить будет тех, кто в карантине? И где их селить? Глупости. Чему быть, того не миновать.
Ольг был доволен советом. Сейчас собирались они часто, но маленькими кучками, теперь же все, кто был болен, пошли на поправку, а к нему в дом и вовсе одиннадцать бояр пожаловало. Можно считать, что совет в полном составе был. Трое всего не смогли, болели. Им списки отнесут потом и мнение их учтут, но и без того ясно: договоренности достигнуты.
Почему-то от подобных собраний Бурый всегда чувствовал себя куда более усталым, чем после дня в седле. Воистину, саблей махать проще, чем юлить и улыбаться. Но трудностей он не боялся, к тому же новости его отроки приносили нынче только добрые: умерших гораздо меньше, выздоравливающих все больше, имя Ольга Бурого в чёрном окрае поминается с благодарностью и любовью. Значит, все было не зря. Встала на ноги Гунилла и уже собиралась вместе с Громом ходить по больным, но северянин запретил ей со всей строгостью, и хьонка, заскучав, заявилась в Ольгов дом. У них на севере нравы проще, в дома можно ходить без приглашения.
